Последний звонок - [4]

– Я знаю, Чиун. Я тоже, – сказал Римо.

Он подошел к будке и тихо прикрыл дверь, стараясь, чтобы она не скрипела. Когда он вернулся к Чиуну, тот качал головой.

– Эта женщина может вести репортаж с океанского дна без всякого микрофона, – проговорил Чиун.

– Точно. Может, стоит перейти на ту сторону улицы?

– Не поможет, – отверг предложение Чиун, переворачивая страницы журнала указательным пальцем с длинным ногтем. – Ее голос способен пересекать материки.

– Может, залепить трубку хлебным мякишем?

– Ее голос превратит хлеб в цемент, – заметил Чиун, протянул руку к другому журналу и быстро перелистал его своим длинным ногтем. – Сколько же книг, и никто их не читает. Наверное, тебе все-таки придется сделать то, что она хочет.

– Боюсь, ты прав, Чиун, – вздохнул Римо.

Крепко сжав уши руками, Римо подбежал к телефонной будке. Не отпуская рук, он плечом отворил дверь и крикнул:

– Руби, прекрати вопить, я все сделаю! Я все сделаю!

Он подождал немного и разжал руки. Благословенная тишина исходила из телефона. Римо взял трубку, сел на скамеечку и закрыл дверь.

– Хорошо, что ты выключила свою циркулярную пилу, Руби. Теперь можно и поговорить, – сказал он и, прежде чем она успела ответить, быстро добавил: – Шучу, Руби, шучу.

– Надеюсь, – произнесла Руби Гонзалес.

– Почему, стоит мне позвонить Смиту, я натыкаюсь на тебя?

– Потому что этот человек слишком много работает, – осветила Руби. – Я отправила его поиграть в гольф и вообще отдохнуть. С рутинной работой я управлюсь сама.

– А как же я? Я отдыха разве не заслужил? – поинтересовался Римо.

– Вся твоя жизнь – сплошные каникулы.

– Руби, хочешь со мной в постель? – спросил Римо.

– Спасибо, я не устала.

– Не затем, чтобы спать, – уточнил Римо.

– Что же еще с тобой делать в постели, тупица?

– Ну, некоторым женщинам я нравлюсь...

– Некоторые женщины посыпают макароны сахаром, – отрезала Руби.

– Знаешь, Руби, мы раньше жили как одна дружная семья – я, Чиун и Смитти, и больше никого. А теперь появляешься ты и все портишь.

– Ты белый человек, а я твоя ноша, – заявила Руби.

Даже по телефону Римо мог представить себе ее улыбку. Руби Гонзалес не была красавицей, но ее улыбка напоминала белую молнию, сверкающую на фоне шоколадного лица. Она сейчас, наверное, сидела в приемной Смита, отвечая на телефонные звонки, и принимала решения, работая за четверых, что казалось не таким уж подвигом при сравнении со способностью Смита работать за десятерых.

– Ладно, Руби, – сказал Римо, – давай рассказывай, какая там опять грязная работенка для меня.

– Это насчет нацистов. Завтра они собираются устроить марш, и ты должен не допустить этого. Нехорошо, если все будут считать, что в Америке нацисты могут маршировать, когда захотят.

– Послушай, я не дипломат, – сказал Римо. – Я не умею убеждать.

– Ничего, справишься.

– Как?

– Придумаешь.

– Знаешь, Руби, еще шесть месяцев, и ты сможешь управлять всей страной.

– Я рассчитывала на пять, но шесть меня тоже устроят, – сказала Руби. – В случае чего, звони. – Ее резкий, царапающий голос внезапно обрел сладость молочного шоколада. – Будь здоров, Римо. И передай Чиуну мою нежную любовь.

Римо подождал, пока она повесила трубку, и проворчал:

– Откуда у тебя нежная любовь, стерва чертова.

Когда Римо вышел из телефонной будки, владелец закусочной посмотрел на него с неприкрытым любопытством. В Вестпорте, штат Коннектикут, они привыкли ко всему, но человек, через всю комнату кричащий что-то телефону, всюду покажется странным.

И не то чтобы этот Римо странно выглядел. Это был темноволосый человек с глубоко сидящими глазами, шести футов ростом и худой как жердь. Плавными движениями он смахивает не на атлета, а скорее на танцора из балета, подумал хозяин. Одет в черную футболку и черные брюки, телосложение как у танцора, а запястья толщиной с банку томатного сока. Последние три месяца Римо почти каждый день приходил сюда за газетами и журналом о шоу-бизнесе. Владельца магазина он не особо интересовал, но однажды, когда явился Римо, за прилавком стояла двадцатипятилетняя дочь хозяина. Когда Римо ушел, она побежала за ним, чтобы дать сдачи с десяти долларов.

– Я же дал вам только пять... – сказал Римо.

– Я могу дать вам сдачу с двадцати!

– Спасибо, не надо, – отказался Римо.

– А с пятидесяти? Со ста?

Но Римо уже сел в машину и укатил. Теперь дочь хозяина парковала свой автомобиль поближе к закусочной, чтобы поймать хотя бы один-единственный взгляд Римо. Тогда-то владелец магазина понял: красив Римо или нет, но что-то притягательное для женщин в нем есть.

– Вы закончили разговор? – спросил он у Римо.

– Да. Вам нужен телефон?

Хозяин закусочной кивнул.

– Дайте трубке остыть, – предложил Римо и подошел к старому азиату, который продолжал листать журналы кончиками пальцев.

– Я просмотрел все эти журналы, – сказал Чиун, подняв глаза на Римо. Он был стар, на сухой желтой коже черепа виднелись остатки седых волос. Рост его едва достигал пяти футов, а вес вряд ли когда-нибудь приближался к ста фунтам. – В них нет ни одной статьи, написанной корейцем. Неудивительно, что никто не покупает мои книги и статьи.

– Ты не можешь их продать, потому что их не пишешь, – заметил Римо. – Сидишь и часами смотришь на чистый лист бумаги, а потом жалуешься, что я слишком громко дышу и мешаю тебе.