Последний звездолет с Земли - [7]

Джон Китс умер в двадцать шесть лет, и Халдан-4 благодарил судьбу за то, что это случилось так рано. Если бы поэт прожил на пять лет дольше, его произведения и монографии о них составили бы две дополнительные библиотеки, сквозь дебри которых Халдану пришлось бы продираться.

Правда, он и не искал легких путей, не делая различия между выдающимися произведениями малоизвестных поэтов и малоизвестными произведениями выдающихся поэтов. В результате он оказался не только единственным студентом в мире, который мог цитировать длинные отрывки из «Кольца и Книги» Роберта Браунинга, но и, сам того не ведая, единственным специалистом по работам Уинтропа Макворта Прайда. Разбуженный среди ночи, он мог наизусть прочитать любое стихотворение Фелисии Дороти Хеманс.

Долгие часы скуки разряжались минутами напряженного раздумья, когда он пытался постичь смысл, скрытый за туманной завесой неясных метафор.

В городе его тоже постигла неудача. Неделя проходила за неделей, а девушка оставалась недосягаемой. Отец, услышав уготованную ему версию о проекте сына, был такого невысокого мнения об этих исследованиях, что чувствовал себя задетым, когда увлечение сына препятствовало шахматным сражениям.

Через шесть недель Халдану не надо было подгонять себя образом неземной красоты Хиликс для продолжения поисков. У него вызывала азарт способность девушки опровергать теорию вероятности. Она проделывала со статистикой просто чудеса.

С упорством маньяка он продирался сквозь английскую литературу восемнадцатого века, отказавшись от тренировок, дружеских вечеринок и вояжей в публичный дом. Штабеля прочитанных книг росли, как пустые початки перед чемпионом по шелушению кукурузы. Библиотекари прониклись к нему таким благоговением, что выделили отдельную профессорскую кабинку, чтобы шелест страниц не нарушал его фантастической сосредоточенности.

Переполненный поэзией Шелли, Китса, Байрона, Вордсворта и Кольриджа, с сочащимися из всех пор стихами Фелисии Дороти Хеманс, Халдан наконец добрался до тридцать первого декабря тысяча семьсот девяносто девятого года. Он чувствовал себя как марафонец на финише. Утром в пятницу он захлопнул последнюю книгу и, спотыкаясь, вышел из библиотеки на бледное ноябрьское солнце.

Его удивило, что уже ноябрь. Любимым месяцем Халдана был октябрь, незаметно промелькнувший где-то между Байроном и Кольриджем.

Смертельно уставший, он ехал домой. Тело молило об отдыхе, однако в сознании был запланирован студенческий концерт в Золотых Воротах, и тело нехотя подчинилось. Халдан окинул взглядом пятьсот шестьдесят двух студентов-гуманитириев, но не заметил никого, напоминающего Хиликс. Несмотря на очередную неудачу, он решил остаться на концерте, поскольку хотел расширить свои познания в области музыки. В итоге он обнаружил, что под Баха спать лучше, чем под Моцарта.

Днем в субботу он устроил сокрушительный разгром отцу, выиграв в трех партиях кряду. Во время четвертой партии, на которой старик упорно настаивал и которую Халдану пришлось спешно выигрывать, потому что он опаздывал на концерт камерной музыки, Халдан-3 взглянул на сына и поинтересовался:

— Как твоя учеба?

— Как всегда — в десятке сильнейших.

— Плохо стараешься.

— А мне это и не нужно. Я унаследовал великолепный ум.

— Пора бы задуматься о том, где его применить. Область математики обширна, и чтобы в ней разобраться, надо поспешить.

Видя, что дело оборачивается долгой лекцией, Халдан решил перенести дискуссию с отцом на потом.

— Обширна? Как бы не так!

— Боже, откуда такая самоуверенность!

— Ничего подобного, папа! Файрватер совершил последний перелом, создав проход в волне времени. С этого момента математикам осталось только доводить детали. Готов биться об заклад, что следующий скачок в прогрессе человечества будет сделан психологами.

В глазах старика сверкнула молния.

— Психологи! Да ведь они имеют дело с неизмеримыми явлениями!

Не зная еще порта назначения, Халдан отважно ринулся в море теории.

— Ценностью обладает не только то, что поддается измерению. Как следует из литературных произведений наших предков, они умели разве что воевать! И все же у них было нечто, утраченное нами — возможность защитить свою честь. Они бросали вызов, не дожидаясь директив шестнадцати различных комитетов. Эта великолепная гордость духа был задушена правлением социолога Генриха VIII — этого антипаписта, машинопоклонника, этого классового палача, попавшего под влияние Дьюи!

— Ты оскорбляешь национального героя! Думай, что говоришь, парень!

— О'кей, беру назад последнее замечание. Но взгляни правде в глаза, папа. Мы живем на лучшей из планет с самой совершенной социальной системой, и нам никуда идти, кроме как в самих себя. Следовательно, любое духовное возрождение будет взрывом, эпицентр которого — Министерство психологии.

Халдан-3 бросился в атаку, забыв о шахматах.

— Я еще раз повторяю тебе, незадачливый грамматик: Министерство психологии ничего не добьется без математики! Клянусь льдами Ада, Файрватер понятия не имел о теологии, однако, посвятив себя Церкви, сконструировал истинно непогрешимого Папу, положив тем самым конец двузначным буллам и приспособленчеству!