Последний защитник Брестской крепости - [15]

На душе Хорна стало чуть спокойнее. Он в очередной раз поразился мощи германской армии. Никто перед ней не устоит, никто!

Мост, ведущий к Тереспольским воротам, был уже захвачен. Русские, не ожидавшие столь стремительного нападения, укрылись за толстыми стенами крепости, не успев подорвать мост или хотя бы устроить тут сильную огневую точку. Значит, путь в цитадель свободен! Главное теперь было очистить Западный остров от русских и дать возможность основным силам проникнуть в крепость.

— Не отставай, Матиас, — по-приятельски подбадривал Хорна Карл.

Риммер чувствовал себя прекрасно — для него происходящее было скорее забавой, чем опасным предприятием.

— Предельная осторожность! — отдавал на ходу распоряжения Глыба. — Особое внимание к окнам, там могут быть снайперы. Не терять темпа! Живее!

Они бежали к казарме, откуда русские вели усиленный огонь по дороге, задерживая продвижение войск. Минометные расчеты постепенно превращали полуразрушенное здание в руины.

Хорн неожиданно вспомнил, как побывавшие во Франции бойцы сравнивали захват территории лягушатников с туристическим путешествием в другую страну — немного риска и море впечатлений. Наслушавшись подобных россказней, он прежде стремился оказаться в боевых частях, но теперь, увидев убитых и с той и с другой стороны, начинал понимать, что война не есть веселое путешествие в чужую страну. Из такого круиза можно и не вернуться домой. За последний час он насмотрелся достаточно отвратительных картин: обезображенные трупы красноармейцев и солдат вермахта, застывшие на земле, как опрокинутые скульптуры, валялись вперемешку. Смерть не делала между ними различий.

Впереди что-то сильно ухнуло, ворота заволокло едким дымом. Русские яростно отстреливались, забрасывали пехотинцев ручными гранатами. Подразделение Матиаса было во второй линии наступающих на кирпичное здание казармы, а те, кто находился впереди, уже ввязались в серьезный бой. Судя по всему, там разгорелась нешуточная перестрелка.

— Бегом! — орал Глыба. — Поддержать своих огнем!

В похожих на бойницы окнах, темнеющих грозными провалами на массивных стенах из красного кирпича, Хорн видел вспышки выстрелов. Разбитые кое-где прямыми попаданиями снарядов, стены походили на щербатый рот. Повсюду валялись трупы и оплавленные обломки кирпича.

Возле уха Матиаса просвистела пуля и глухо вошла в ствол дерева. Хорн бросился на землю.

— Поднимайся, трусишка! — над ним стоял ухмыляющийся Карл. — А то сейчас получишь хорошего пинка от нашего лейтенанта.

Собрав волю в кулак, Матиас нехотя вскочил на ноги и побежал, стреляя на ходу по окнам от бедра. Ясно было, что никуда и ни в кого он так не попадет, но его сейчас больше беспокоила собственная безопасность, чем нанесение урона врагу. Карл, напротив, действовал иначе. Он останавливался, приседал на колено, целился в одно из окон и, чуть помедлив, нажимал на спусковой крючок.

Немецкие войска уже рассредоточились по острову, заняли позиции и вели ураганный огонь по красноармейцам. По интенсивности стрельбы Матиас понял, что, несмотря на чудовищные последствия массированного артобстрела, красноармейцы все еще активно защищаются.

Бегущий рядом с Хорном солдат споткнулся и упал лицом вниз. Матиас немного задержался, глядя на него, — решил, что бедняга запутался в собственных ногах и ему нужно помочь встать. Но солдат лежал неподвижно, из его виска сочилась тонкая струйка крови.

— Берегитесь снайперов! — снова прокричал Пабст.

Кто-то толкнул Хорна в плечо, и он поспешил вдогонку за Риммером, сознавая, что рядом с другом будет поспокойнее. Карл яростно расстреливал боезапас, его лицо озаряла довольная ухмылка.

Внезапно из-за угла на них выскочила группа русских солдат. Это случилось так неожиданно, что противники замерли и целое мгновение оцепенело, исподлобья разглядывали друг друга. Русские тяжело дышали, лица их были темны от копоти. Красноармейцы были безоружными, лишь у одного из них имелась винтовка. И оказался он прямо напротив Матиаса.

Вид у сжимавшего в руках винтовку русского был настолько чудовищным, что Матиаса парализовал страх, и он стоял как вкопанный, не в силах поднять карабин. То же, наверное, испытали и остальные пехотинцы. Половина головы красноармейца была обожжена, черные куски кожи клочьями болтались на щеках, обнажая розовое мясо. Уцелевший глаз русского горел дьявольским огнем.

Медленно, не отрывая взгляда от Матиаса, русский стал поднимать винтовку. Страх быть убитым пересилил оцепенение. Хорн резко вскинул карабин и нажал на спусковой крючок. На обнаженной груди красноармейца образовалась маленькая дырочка, он пошатнулся и рухнул в песок. Остальные русские, как по команде, бросились врассыпную, опомнившиеся немцы стреляли им в спины, убивая одного за другим.

Матиас безвольно опустил карабин, глядя на приконченного им красноармейца.

Чувствовал он себя на редкость паршиво.

«Вот и все, — крутилась в голове пульсирующая, гнетущая мысль. — Обратной дороги нет».

Он не слышал, как его звал Риммер, как орал на него Пабст.

Он стоял и смотрел на мертвеца — на человека, которого только что собственноручно застрелил. На первого убитого им человека…