Последний занавес - [5]

по этому поводу, — добавил он, задумчиво глядя на Трой. — По правде говоря, ради этого все и затевается.

Трой пробормотала что-то невнятное.

— На прошлой неделе папа просто-таки восторгался, разглядывая костюм Макбета, — продолжал Томас. — Помните его? Мотили делал. Красного цвета, в духе Паоло Веронезе, темный, но прозрачно-темный, с дымчатым капюшоном. У нас в Анкретоне есть, видите ли, маленький театр. Я привез с собой оригинальный задник для одной из сцен в интерьере и повесил его. Какое совпадение, не правда ли, — невинно продолжал Томас, — что именно вы оформляли тот спектакль? Конечно, вы помните его, не можете не помнить. Сцена очень простая. Силуэт разрушенного замка. Макбет одевается и встает перед стеной, упершись подбородком в рукоятку меча и словно к чему-то прислушиваясь. «Благие силы дня уснули»[5], помните?

Трой прекрасно помнила эту строку. Аллейн любил рассказывать, как однажды, в рассветные часы ветреного дня, ее продекламировал ему какой-то констебль из ночной смены. Голос Томаса, прочитавший эту строку с чисто актерским пониманием смысла, прозвучал эхом голоса ее мужа и сразу же отвлек Трой от всего остального.

— Некоторое время он то выздоравливал, то снова заболевал, — говорил меж тем Томас, — и впал в полное уныние. Но мысль о портрете крепко встряхнула его, и он вбил себе в голову, что написать его должны именно вы. А как же, вы ведь писали его ненавистного соперника.

— Сэра Бенджамина Корпорала? — негромко проговорила Трой, переводя взгляд на Кэти.

— Ну да. И старина Бен на каждом углу повторяет, что вы пишете только тех, кто вас увлекает — как художницу, я имею в виду. Он говорил нам, что вы безумно увлеклись им как художница. Мол, он единственный актер, которого вам захотелось написать.

— Ничего подобного, — сердито огрызнулась Трой. — Это был заказ его родного города — Хаддерсфилда. Старый болтун!

— Папа он сказал, что нечего и обращаться, все равно вы ему от ворот поворот дадите. Между прочим, когда принесли вашу телеграмму, папа был одет в костюм Макбета. «Ага! — сказал он. — Это знамение. Как думаете, дорогие мои, мисс Трой — или ему следовало бы сказать „миссис Аллейн“? — понравится эта поза?» И знаете, он в этот момент таким молодым выглядел. А потом прочитал вашу телеграмму. Должен сказать, что воспринял он ее довольно спокойно. Просто протянул Милли со словами: «Не надо было мне надевать этот костюм. Он всегда одни только беды приносил. Я старый тщеславный дурак». Он вышел, переоделся, и с ним, беднягой, случился приступ гастроэнтерита. Ладно, мне, наверное, на вокзал пора.

— Я отвезу вас, — сказала Трой.

Томас было запротестовал, но Трой лишь нетерпеливо отмахнулась и пошла заводить машину.

Томас вежливо попрощался с Кэти Босток.

— А вы умный малый, мистер Анкред, — мрачно сказала Кэти.

— Правда? Вам так кажется? — скромно потупился Томас. — Да что вы, право? Умный? Я? Да ни за что на свете. Покойной ночи. Приятно было познакомиться.

Кэти прождала полчаса, пока внизу не послышался звук двигателя возвращающейся машины. Почти сразу же открылась дверь, и на пороге показалась Трой. На ней было светлое пальто. На лоб упал локон коротко постриженных темных волос. Руки были засунуты в карманы. Она неловко пересекла комнату и искоса посмотрела на Кэти.

— Ну что, избавилась от своего чудака-приятеля? — осведомилась мисс Босток.

— Да. — Трой откашлялась. — Он до конца выговорился.

— Так, — протянула мисс Босток и после продолжительной паузы спросила: — Когда ты уезжаешь в Анкретон?

— Завтра, — бросила Трой.

Глава 2 ОТЪЕЗД

1

Трой надеялась, что Томас Анкред просто попрощается и оставит ее одну насладиться предотъездными минутами. Она обожала путешествовать поездом и не желала терять ни секунды этого драгоценного неудобства. Но вот вам пожалуйста, на Юстонской платформе стоит Томас, сказать ему явно нечего, и наверняка его переполняет то чувство скуки, которое всегда возникает при подобного рода ситуациях. «Почему бы ему не приподнять шляпу и не удалиться», — нервно подумала Трой. Но, поймав его взгляд, уловила такую растерянную улыбку, что испытала мгновенную потребность успокоить его.

— А я вот все думаю, — заговорил Томас, — вы, наверное, возненавидели нашу семью.

— Не важно, ведь, так или иначе, я еду работать.

— И то верно, — согласился он, явно испытывая огромное облегчение. — Вы представить себе не можете, до чего мне не нравятся иные актеры, но, когда я начинаю с ними работать, порой чуть не любовь приходит. Конечно если они делают, что я им велю.

— А сегодня утром вы работаете? — И Трой подумала, до чего ненастоящей кажется жизнь людей, которых оставляешь на железнодорожной платформе.

— Да, — ответил Томас, — первая репетиция.

— Не надо ждать, — в четвертый раз повторила она, а он в четвертый раз, посмотрев на часы, ответил: «Просто провожу вас и уйду». Где-то в хвосте поезда загрохотала дверь. Трой выглянула в окно. Наконец-то она уезжает. Какой-то мужчина в военной форме, цепким взглядом обшаривая вагон за вагоном, продвигался в ее сторону.

— Найджел! — закричала Трой. — Найджел!

— О Господи, ну наконец-то! — воскликнул Найджел Батгейт. — Привет, Томас! Эй, Трой! Я знал, что поговорить времени у нас не будет, так что решил написать. — Он бросил ей пухлый конверт. Раздался свисток. Поезд дернулся, и Томас сказал: «Ну что же, всего хорошего. Мои будут очень рады»; приподняв шляпу, он исчез из поля зрения. Найджел быстро шагал, не отставая от вагона.