Последний в Мариинском дворце. Воспоминания министра иностранных дел - [10]

. Дело в том, что в 1920 г. А.Ф. Романов[95], член президиума Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, и следователь ЧСК В.М. Руднев[96] огласили результаты деятельности комиссии в отношении Николая II и Александры Федоровны. Эти результаты полностью опровергали скандальную репутацию, закрепившуюся за венценосцами в общественном сознании накануне Февральской революции. Несомненно, что отчеты А.Ф. Романова и В.М. Руднева, с которыми Покровский мог ознакомиться на страницах вышедшей как раз в 1922 г. 2-й книги «Русской летописи», заставили его откорректировать свои оценки Николая II и Александры Федоровны.

Общеизвестно, что отличительной чертой мемуаров, одновременно положительной и отрицательной, является их субъективизм. Читателю всегда интересно знать личное отношение мемуариста к описываемым им событиям и людям, хотя, с другой стороны, это личное отношение чаще всего лишено беспристрастия и в случае с государственными деятелями выражает стремление оправдаться перед потомством, изобразив в отрицательном виде своих политических оппонентов либо соперников по службе. Субъективизм Покровского и в данном случае проявился не вполне типичным образом: с одной стороны, царских сановников конца XIX – начала XX в. и воплощавшийся ими самодержавный режим он оценивает, учитывая провал деятелей Временного правительства. Вместе с тем в характеристиках, даваемых Покровским коллегам по Совету министров, сказывается его принадлежность к прогрессивной группе кабинета, во многом ориентировавшейся на Прогрессивный блок. В августе 1915 – феврале 1917 г., в период существования Прогрессивного блока, членами прогрессивной группы были 17, их оппонентами – 14 министров[97]. Как правило, Покровский настроен не так пристрастно по отношению к своим единомышленникам по группе (граф П.Н. Игнатьев, А.Н. Наумов, А.А. Поливанов), как к министрам, не являвшимся ее членами (граф А.А. Бобринский, А.Д. Протопопов, Б.В. Штюрмер) или находившимся на ее периферии (П.Л. Барк, М.А. Беляев, князь В.Н. Шаховской). Впрочем, характеризуя более правых министров, Покровский, даже вынося обвинительные вердикты, пытается хотя бы отчасти уравновесить их оценками иного порядка – служебная, да и человеческая этика не позволяла ему поступать иначе, тем более что его оппоненты стали подвергаться политическим репрессиям еще при Временном правительстве, не говоря уже о большевистском режиме.

Наиболее сложны мотивы отношения Покровского-мемуариста к оппозиционной общественности, прежде всего – к лидерам кадетской партии. На протяжении своей чиновничьей карьеры он постоянно позиционировал себя как либерального бюрократа, чьи симпатии в 1906–1917 гг. принадлежали именно либеральным партиям, а среди них – кадетской, во всяком случае ее правому крылу. Как уже отмечалось выше, в 1915–1916 гг. Покровский входил в прокадетский Кружок внепартийного объединения Государственного совета. Не случайно также, что именно Покровскому, как это признает он сам, в октябре 1916 г. и в феврале 1917 г. правительство поручало вести переговоры с лидерами кадетов. Однако неудача кадетов и их союзников по Прогрессивному блоку, не сумевших совладать с властью, оказавшись у ее кормила в результате Февральской революции, обусловила полное разочарование Покровского в них. Отсюда та плохо скрываемая горечь, которая наполняет его рассуждения всякий раз, когда они касаются кадетов и представителей других оппозиционных партий. Хотя и тут являет себя с еще большей очевидностью тот факт, что перед нами мемуары, написанные не просто государственным деятелем, но «ученым во власти», склонным беспристрастно поверять партийные доктрины данными исторического опыта.

В заключение считаем долгом выразить искреннюю признательность Т.Г. Чеботаревой (Нью-Йорк, Бахметьевский архив Колумбийского университета) и П.А. Трибунскому (Москва, Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына), благодаря которым была получена копия пятой главы, и С.Е. Эрлиху (Санкт-Петербург, издательство «Нестор-История»), который профинансировал создание Д.Н. Шиловым электронной версии всех пяти глав. Большое значение имели для публикатора замечания, сделанные при обсуждении рукописи воспоминаний ее рецензентами – доктором исторических наук С.К. Лебедевым и кандидатом исторических наук Ф.А. Гайдой, сотрудниками отдела новой истории России Санкт-Петербургского Института истории Российской Академии наук, а также профессором Б.Н. Мироновым – на заседании отдела 19 февраля 2015 г. Рукопись была утверждена к печати 24 февраля на заседании Ученого совета СПбИИ РАН (председатель – доктор исторических наук Н.Н. Смирнов).

С.В. Куликов

Воспоминания последнего министра иностранных дел Российской империи

Глава 1 Несколько слов о русской политике в Литве

Связи мои с Литвою начались очень давно, так как дед мой, офицер Конной артиллерии[98], попавший туда на стоянку после польского восстания 1830 г.[99], женился на дочери местного помещика, отставного полковника польских войск[100]. В те времена, несмотря на только что окончившееся подавление восстания, отношения в крае к русским были совершенно другие, чем после мятежа 1863 года