Последний удар. Лицом к лицу - [18]

— Очаровательно. Ну и что из этого? — произнес чей-то голос.

Эллери не понадобилось оборачиваться, чтобы узнать его обладателя.

— Понятия не имею, Мариус. Знаю лишь то, что мы, очевидно, находимся в самом начале чего-то. Песенку едва ли использовали в качестве образца для этих шуточек, если бы автор не намеревался следовать ей и в дальнейшем.

— О, радости и счастья день! — усмехнулся Джон. — Но так ли это?

— Тоже не знаю. Но сомневаюсь, что автором движет желание принести радость. Боюсь, Джон, что, несмотря на всю кажущуюся нелепость, тебе следует отнестись к этому серьезно. Люди, как правило, не предпринимают столь изощренных усилий ради шутки. А если это шутка, то ее цель весьма загадочна.

Все молчали, не зная, смеяться им или тревожиться.

Эллери постучал по белой карточке.

— Единственный modus operandi[29], который я могу предложить, — это изучение отличий пародии от оригинала. Кстати, то, что слова «вол», «дом» и «верблюд» напечатаны вразрядку, очевидно, следует расценивать как стремление привлечь особое внимание к свойствам этих подарков. Отличия от рождественской песенки начинаются сразу же. В первой строчке песенки говорится о первом утре Святок. На карточке утро превращается в вечер. Во второй строчке также имеется отличие. В песенке говорится «шлет любовь моя в подарок», а в послании — «шлет любовь твоя в подарок», подчеркивая, что адресатом является Джон. В третьей строчке «петрушка на ветке груши» по какой-то необъяснимой причине становится «волом из сандала», а затем рифмоплет в качестве бесплатного приложения добавляет два предмета, отсутствующие в оригинале даже количественно — «недостроенный дом» и «серо-белого верблюда». Полагаю, все это звучит глупо, но все, что я могу сказать, ничуть не глупее того, что говорится в послании и содержится в коробке. Тем не менее, кто-то взял на себя труд собрать или изготовить эти вещицы, упаковать их, написать стишок, обернуть все это, как рождественский подарок, а потом спрятаться в каком-то тайнике этого дома-лабиринта, пока не представится случай незаметно проскользнуть вниз и положить коробку под елку. При наличии в доме пятнадцати человек — двенадцати плюс трех слуг, — перемещающихся непредсказуемо, эта экспедиция к елке была весьма рискованной, если он желал оставаться невидимым — хотя бы по правилам затеянной им игры в кошки-мышки. Нет, абсурдность здесь только внешняя... А это что такое?

Перевернув карточку, Эллери уставился на какие-то знаки на оборотной стороне.

Остальные столпились вокруг него, охваченные испугом. Даже миссис Браун, несмотря на ее связи с миром духов, побледнела под слоем румян.

Знаки были нарисованы карандашом.

— Тут есть слово «ox»[30], — пробормотал Фримен. — Это ясно, как совесть издателя. Но будь я проклят, если понимаю смысл остального — прошу прощения, мистер Гардинер.

— Все в порядке, мистер Фримен. — Старый священник сделал жест своими епископальными перстами. — Очевидно, я куда больше знаком с проклятием, чем остальные присутствующие. По-моему, это весьма любопытно.

— Эти две штуковины внизу похожи на два горба, — сказал доктор Дарк. — Два горба верблюда!

— А рисунок в центре, мистер Квин, — добавил мистер Гардинер, — напоминает домик с отсутствующим окном на первом этаже и островерхой крышей.

Эллери кивнул.

— Да, эти знаки, несомненно, имеют отношение к подаркам в коробке, причем верблюд представлен только горбами, словно рисовавшего внезапно прервали или ему не удалось закончить работу по какой-то иной причине. — Он покачал головой. — Боюсь, мне больше нечего добавить, кроме предсказания, что в каждый из оставшихся вечеров Святок будут появляться другие «подарки» подобного сорта. Эти двенадцать подарков прибавят еще одну дюжину к тем, с которыми мы уже столкнулись. Двенадцать подарков тебе, Джон.

— Ну и черт с ними и с тем, кто их присылает, — отозвался Джон. — Я сыт по горло этой ерундой. Кто-нибудь хочет прогуляться в город?

Никто не захотел, кроме Расти. Она и Джон надели сапоги, свитеры, вязаные шапки с помпонами и вышли из дома. Спустя несколько минут Валентина и Мариус решили, что было бы неплохо пройтись по снегу, и Эллери увидел, как они последовали за Расти и Джоном. Но он был слишком занят тайнами числа «двенадцать», чтобы задумываться над скрытым смыслом человеческих поступков.

* * *

Эллери почувствовал чье-то присутствие.

— Я не помешаю вашим мыслям? — спросила Эллен.

— Едва ли можно помешать тому, чего нет, — буркнул Эллери. — Боюсь, что я не слишком галантен. Где остальные?

— Кто где. Некоторые из мужчин играют в бридж, а остальные слушают радио. Неужели вы его не слышите?

— Теперь слышу. Садитесь рядом, Эллен. — Он освободил для нее место на ларе. — Что вы обо всем этом думаете?

— Ничего. Но это меня пугает.

— Кто, по-вашему, может иметь зуб на Джона?

— Зуб? — Эллен выглядела искренне удивленной. — Представить такого не могу. Джон — талантливый, обаятельный и забавный парень. Вряд ли он за всю жизнь хоть раз наступил кому-то на мозоль.

Эллери кивнул, хотя не вполне разделял оценку, данную Эллен питомцу ее дяди. Он видел Джона на сборищах в Гринвич-Виллидж, когда от его обаяния мало что оставалось, и ощущал под поэтическим обликом сильную волю, которую, очевидно, не чувствовала Эллен. Джон вполне способен наступить кому-то на мозоль, подумал Эллери, и если бы он это сделал, то без всякой жалости.