Последний свидетель - [74]

Но Грета не испытывала к богу никакой благодарности. И вклеивала газетные и журнальные снимки в большие альбомы в черных обложках потому, что, глядя на них, начинала верить, что где-то существует совсем другой мир, где женщины носят красивые платья и ходят по толстым пушистым коврам в изящных туфлях на высоченных каблуках. В том мире наверняка и пахло совсем по-другому, не вареной капустой и дезинфектантом, это уж точно.

После выпуска главных новостей начиналась программа, повествующая о местных событиях. В Манчестере открылась новая школа, в Манчестере была изнасилована женщина, и мать Греты уже не выглядела умиротворенной. Джордж должен прийти вскоре после семи, и на столе его должен ждать обед. Если, конечно, он не заглянет по пути домой в паб, но тогда все будет еще хуже.

Сидя на скамье подсудимых, Грета пыталась вспомнить времена, когда отец был совсем другим, а не таким, как всегда, когда возвращался с фабрики, — грязным, пропыленным насквозь и озлобленным. Нет, наверняка когда-то он был совсем другим человеком, иначе не занимал бы так часто ее воображение, уже давно отправившись в мир иной. Но сколько она ни пыталась, припомнить никак не могла. Слишком уж давно это было.

Отец был человеком, совершившим столько мерзких поступков, что пути назад у него уже просто не было. Он опускался все ниже и ниже, словно специально старался погасить еле тлеющий в глубине души огонек добра, и достигал самого дна, где царила тьма. Тьма и жажда еще более полного забвения.

У матери Греты пути назад тоже не было. Возможно, тогда еще молодой Джордж прельстился в ней именно этим отсутствием внутреннего стержня и добрыми коровьими глазами, когда они познакомились на танцах в клубе «Манчестер Эмпайер». В ту пору он был стройным парнем с угольно-черными волосами и заостренными, точно вырезанными из камня чертами лица, и пользовался огромным успехом у местных девиц. Грета могла побиться об заклад, что мама и надеяться не смела заполучить его в мужья. Ей он казался прекрасным и недостижимым, почти божественным существом.

Однако они поженились. В тот день шел дождь; Грета хорошо помнила фотографию в старом альбоме матери, что пылился на шкафу в их так называемой гостиной. Один из приглашенных держал над головами молодоженов промокшую насквозь газету, а сами они стояли на ступеньках у выхода из церкви и ждали, когда их запечатлеют для последующих поколений. Мама нервно улыбалась в камеру, отец смотрел с вызовом и одновременно как-то отрешенно.

Фотография в насквозь пропыленном альбоме — вот и все, что осталось потомству на память о той свадьбе. «Интересно, — подумала Грета, — заглянул ли Хернс в этот старый альбом во время обыска, обшаривая дом матери в поисках вещественных доказательств». Может, и заглянул. Усердие и тщательность были главными его качествами. Она представила, как он пролистывает альбом, рассматривает снимки, переворачивает страницы толстыми пальцами, а затем небрежно ставит его на полку между кулинарной книгой и атласом автомобильных дорог выпуска 1966 года.

Но вещественные доказательства, которым впоследствии были присвоены номера 18 и 19, он нашел наверху. То были газетные вырезки со снимками леди Энн. Она в сверкающем платье от Диора выходит под руку с молодым мужем с какого-то светского мероприятия. В подписи под снимком говорится, что Робинсона ждет блестящая политическая карьера. «Лето 1988», — написала Грета на обложке этого альбома. Всего лишь пара снимков среди тысяч других. Сама мысль о том, что сержант Хернс решил использовать их в качестве вещественных доказательств, вызывала улыбку. Грете даже необязательно было слушать Майлза, который вволю поиздевался над таким вот усердием сержанта детектива по прозвищу Ищейка.

И, однако же, эти альбомы с вырезками были дороги ее сердцу. Рассматривая их, она начинала мечтать, верить в то, что, помимо нищенских, пропитанных грязью и пылью окраин Манчестера, где она выросла, помимо заскорузлых, увесистых кулаков отца, где-то существует совсем иной мир. Отец вечно был зол и раздражен, точно разъедаем изнутри чувством глубочайшей несправедливости. Не проходило года, чтоб он не пускался на поиски новой, более выгодной работы, и всякий раз получал отказ, потому как на это место всегда находился другой претендент, какой-нибудь выскочка двадцатью годами моложе, зато с бумагой в кармане, дипломом или справкой о квалификации. И компания предпочитала его. Возможно, отец просто зациклился на своих неудачах, и это начало отражаться на его внешности, которая тоже имела значение при приеме на работу. На его лице было написано отвращение, и это отнюдь его не красило. Впрочем, находясь в родительском доме, Грета никогда не задумывалась о справедливости или несправедливости жизни. Она просто старалась выжить, как могла, а вечерами вклеивала в альбом снимки аристократов и благоговейным шепотом произносила слова: «Баленсиага», «Кристиан Диор», «Живанши», «Шанель». Грета подстригала свои черные волосы в стиле Коко Шанель, мало того, она даже повесила фотографию этой королевы моды у себя над кроватью. Тут была и сугубо практическая цель — прикрыть дыру в выцветших обоях.