Последний свидетель - [52]

Он закрыл глаза и вспомнил тот день, когда погибла его жена. Было примерно столько же, сколько сейчас — около одиннадцати вечера, — когда на тумбочке рядом с постелью вдруг зазвонил телефон. Он поднял трубку и, сонно и растерянно моргая, выслушал новость, которая перевернула всю его жизнь. Тот самый телефонный аппарат стоял сейчас на небольшом расстоянии от его вытянутой руки, белел в темноте, молчаливый и безучастный.

— Вы меня не знаете, сэр. Это сержант детектив Хернс из полиции Ипсвича. Боюсь, у меня для вас плохие новости. Ваша жена…

Питер до сих пор в точности помнил каждое слово сержанта Хернса. Словно то, что он говорил тогда, записалось в мозгу, как на магнитофоне. И тон, каким были произнесены эти слова, тоже помнил. Бесцеремонный, напористый, позже этот полицейский с таким же упорством и бесцеремонностью закинул и затянул петлю на шее Греты, хотя без Томаса у него ничего не получилось бы. «Ничего не случилось бы, если б не Томас», — с горечью подумал отец.

Сперва он просто не поверил Хернсу. В тот момент Питеру показалось, что страшная эта новость не имеет никакого отношения к реальности. В комнате, где он стоял в безупречно отглаженной свежей пижаме, не было ни намека на насилие. Не было криков, доносившихся с улицы. Все было нормально, тихо, спокойно, и, однако же, в ста тридцати милях отсюда произошло нечто чудовищное. Иначе не было бы этого звонка, если б не произошло. Он набрал номер телефона в доме «Четырех ветров», ответил какой-то полицейский. Еще один полицейский. Питер опустил трубку и почувствовал, как его охватывает паника. Возникло это неприятное ощущение в груди, потом оно распространилось на все тело, начали неметь ноги, и все это по мере того, как чудовищная новость укоренялась в сознании. Сколько он ни отмахивался от нее, сколько ни старался сохранять спокойствие.

Питер тяжело опустился на край кровати. Он не плакал, но все тело сотрясала противная дрожь. И вот, пока он пытался побороть эту дрожь, в голову вдруг пришла мысль. Он подумал о Грете. Он нуждался в ее помощи, он просто не мог быть сейчас один. Он схватил телефонную трубку и набрал номер.

— Ждите ответа. Линия занята. Абонент в курсе, что вы ему звоните, — повторял в трубке механический голос. Он произнес эти слова два, три, четыре раза. Питер положил трубку на рычаг. И тут же плечи у него затряслись снова. А две минуты спустя она ему перезвонила.

Все происходило словно в тумане. Он не помнил, как одевался, не помнил, что именно говорил Грете о своем состоянии. Он только помнил, что телефон у нее был занят, и не в первый раз подивился тому, с кем это она может говорить в столь поздний час.

Она подъехала на «Рэнджровере» к его дому, настояла на том, что сама поведет машину. Похоже, они даже не обсуждали, стоит ей туда ехать или нет. Как бы само собой подразумевалось, что она поедет.

В последний момент он вдруг вышел из машины и направился в дом. А когда вышел, в руках у него была ополовиненная бутылка виски. Она почти опустела, когда примерно без четверти два они проезжали по пустынным улицам Кармута. Городок казался вымершим, но в окнах полицейского участка горел свет.

У въезда в имение «Четырех ветров» стоял полицейский в униформе и с фонариком. Зачем понадобился ему этот фонарик, Питер так и не понял. Весь дом был ярко освещен, Питер даже заметил, что слева от северной калитки и над лужайкой установлены прожекторы. Там расхаживали какие-то мужчины в белых комбинезонах.

Все это он увидел еще издали, через прутья решетки в воротах, где им с Гретой велели подождать. Они сидели молча, не сводя глаз с дома и шести старых тисов, что высились перед ним, как стражи. «Плохими они оказались стражами», — с горечью подумал Питер.

Прошло минуты две, и он вышел из машины переговорить с полицейским.

— Простите, сэр. Но у меня приказ: никого не пропускать. Я сообщил детективу Хернсу о вашем прибытии. Он скоро выйдет.

Питер был слишком измучен, чтоб спорить и гневаться. И потом перед ним стоял совсем еще молодой человек, он просто исполнял свою работу.

— Где моя жена? Вы можете мне сказать? — спросил он полицейского голосом, каким говорил с подчиненными на службе. Голосом человека, умеющего командовать и добиваться своего.

— Ее уже увезли, сэр. Отправили в Роустон. Если желаете, можете увидеть ее завтра. Я позвоню и распоряжусь. — Это из темноты, из-за ворот, послышался голос сержанта Хернса. А затем появился и он сам. Одет в дешевенький костюм, который к тому же был ему маловат. Питер заметил, как нависает брюшко над ремнем брюк, заметил также и темные пятна пота под мышками на рубашке из полиэстера. Питер пожал пухлую руку детектива и ощутил пот на своей ладони. Сразу же испытал сильнейшее желание вытереть руку о брючину, но сдержался.

— Сожалею, что пришлось познакомиться при столь прискорбных обстоятельствах, — пробурчал детектив тихим, но настойчивым голосом, который так действовал на нервы Питеру. У него накопилось немало вопросов к нему, они так и распирали его, но сержант Хернс не дал ему возможности и рта раскрыть.

Они вернулись к «Рэнджроверу», стоявшему с распахнутой передней дверцей, и Питер понял, что Хернс уловил запах спиртного у него изо рта, увидел валявшуюся на полу пустую бутылку из-под виски. Этот человек все видел, замечал, подмечал, собирал впечатления, обобщал их и хранил в каком-то грязном уголке сознания. Чтоб затем, вернувшись в участок или к себе, в аккуратный маленький домик где-нибудь на окраине Ипсвича, проанализировать их.