Последний солдат Третьего рейха - [120]

— Как в западне, — говорил ветеран.

В сумерках мы нашли Линдберга. Он стоял без штанов. Ушел недалеко в отхожее место и замерз так, что не мог идти. Когда мы его заметили, он плакал, как ребенок. Дольше он не продержался бы.

К следующему утру русские так и не перешли в атаку. Мы все больше нервничали.

Пролетел самолет, сбросил четыре мешка с почтой. Мне пришло четыре письма: два от родителей и два от Паулы. Все намного опоздали. Письма из Франции вообще пришли с опозданием на месяц. Я с нетерпением вчитывался в строчки письма Паулы. Ничего хорошего она не сообщила. Ее отправили на фабрику, находившуюся в шестидесяти километрах от Берлина. Жить в столице стало невозможно.

Письмо родителей вызвало только раздражение. Отец, как всегда, ограничился двумя строчками. А жалобный тон матери меня вывел из себя. Я сказал об этом Винеру, на что тот ответил:

— А французы только на это и способны — жаловаться.

Из письма матери я понял: она просто не представляет себе, что со мной происходит. Бедняжка просила меня заботиться о себе, не нарываться на неприятности, выполнять все приказы и не идти на бессмысленный риск. Я даже не знал, что и подумать, прочитав такие советы. Я оторвал взгляд от письма и перевел его на белые сугробы, от которых исходила опасность.

Прочитанные письма не вдохновили солдат. То один, то другой узнавали о гибели близкого родственника или друга во время бомбежки.

— От этой почты одно расстройство, — заметил долговязый парень Он глядел на друга, который рыдал, как ребенок.

После полудня началась метель. Мы отправили на разведку несколько отрядов. Командирам надоело ждать. Они решили спровоцировать врага. Мы услышали несколько выстрелов, затем разведчики вернулись. Они сообщили, что видели у русских много различной техники.

Перед наступлением ночи нас с товарищами разбудили. С бьющимися сердцами мы заняли передовые позиции. По-видимому, сквозь снежную бурю на нас готовились идти танки. От гусениц замерзшая земля дрожала под ногами.

Солдаты, стоявшие у противотанковых орудий, не отрывали взгляда от телескопических прицелов, которые приходилось постоянно протирать. Было вырыто несколько противотанковых окопов, но их оказалось слишком мало. Мы знали: если танки пройдут, нам конец. Все приготовили противотанковые гранаты.

Оленсгейм, Баллерс, Фрейвич и другие готовили к стрельбе крупнокалиберный пулемет. Снегопад слепил глаза. К северу открыла огонь самоходка.

Грохот танков раздавался необычайно громко, но их самих было по-прежнему не видно. На севере уже начался бой. Несмотря на то что началась метель и стало темнеть, вспышки постоянно освещали небо. От коротких очередей противотанковых орудий возникало необычное приглушенное эхо.

Вот теперь-то появились танки. Они шли на полной скорости. Мы насчитали пять машин. Они шли параллельно нашей линии обороны. Противотанковая бригада уже вела обстрел. Винер спокойно упер дуло пулемета в плечо. Дула орудий танков были наставлены на нас. Пять снарядов оставили на Т-34 следы, но серьезных повреждений танк не получил и шел прямо на нас. Он уже подошел на расстояние десяти метров, когда противотанковый снаряд ударил прямо в башню. Повалил густой черный дым и стал стелиться по земле. Раскрылись люки. До нас донеслись крики и стоны. Вскоре их заглушил мощный взрыв. Танк разнесло на куски. Останки человеческих тел разлетелись во все стороны. Но мы не стали кричать «Ура!». С нашей позиции доносился лишь лай пулемета.

Снаряд попал и во второй танк, и из того тоже повалил дым. Лента бежала через мои пальцы. Экипаж остановившегося танка мы без жалости расстреляли.

Теперь можно было вздохнуть спокойно. Вокруг нас полыхали пожары. Русские танки продолжали наступать. Один из них подошел к нашим позициям и почти добрался до нас. У нас волосы встали дыбом. Противотанковая пушка работала с максимальной скоростью. За три секунды солдаты повернули орудие, и тут же раздался выстрел. Двигатель танка заглох, справа показались две яркие вспышки, и раздался сильный взрыв. По нашим рядам открыл огонь еще один танк. В воздух полетели комья замерзшей земли.

Я почти не соображал, что происходит. Загорелся еще один танк, находившийся справа от нас.

— Фаустпатрону — слава! — крикнул кто-то.

Наши орудия палили по танку, проникшему нам в тыл. У него заглох мотор. Затем раздался взрыв, и левая его часть развалилась. Но наш взгляд был прикован к Т-34, гусеницы которого сокрушали всех, кто попадал под них. Один из наших бронетранспортеров, вооруженный противотанковым пулеметом, открыл огонь. А у расчета противотанкового орудия возникли проблемы. Фрейвич был ранен, возможно смертельно. Мы открыли огонь из пулеметов по танку, который, не замедляя скорости, рвался к нашим позициям. Близ бронетранспортера разорвались два снаряда. Третий взорвался прямо перед нами. Вражеский танк, выпустивший их, спасаясь от преследования, скрылся в буре снега.

Наступление русских, предпринятое силами бронетанковых войск, захлебнулось. Продолжался бой не более получаса. Русские явно стремились испытать нас. Часть танков была уничтожена или подбита. Русские потерпели поражение, но для их огромной армады это ничего не значило. Для нас же, несмотря на меньший понесенный урон, потеря четырех противотанковых орудий стала серьезной проблемой.