Последний штурм — Севастополь - [2]
Даже в годовщину 160-летия Крымской войны мы как должное принимаем навязываемый нам иностранный взгляд на события (чаще всего британский), с умилением восторгаемся доблестью совершенно чужой нам Легкой бригады и упорно не желаем определить собственных подлинных героев этой войны.
Анализируя материалы военной науки конца XIX — начала XX вв., убеждаешься, что в этот период к урокам Крымской войны относились гораздо более трезво и намного осмысленнее, чем спустя 160 лет после ее окончания. Не было свойственных современности метаний из крайности в крайность, вместо них имела место разумная критика кампании и действий русского командования в ней. Проводились параллели между кампанией в Крыму и русско-турецкой войной 1877–1878 гг., неудачами российской армии в войне с Японией.
В самобичевании мы часто превосходили врагов наших. Хотя после этой войны наши противники стали считать, «…что Англия имеет грозного соперника в лице России».>{2}
В то же время, многие вещи назывались резкими, но все-таки справедливо своими именами. Разрабатывая курс военно-прикладной педагогики, Д.Н. Трескин (кстати, не первый и не единственный) именовал эту камланию не иначе, как «Севастопольский погром».>{3} Такой же термин мы встречаем в журнале «Русская старина». Это и заголовок к письму князя Паскевича к М.Д. Горчакову после Чернореченского сражения. Также рассуждала значительная часть русского офицерского корпуса второй половины XIX столетия.
Получилось, что эта книга станет последним исследованием истории Крымской кампании Восточной войны. И говорим мы в ней, увы, не о триумфах русского оружия, а о двух тяжелых поражениях. Поверьте, говорить о поражении намного труднее, чем описывать «гром победы». Это неблагодарный труд, но в то же время интересный и захватывающий. Приходилось и приходится постоянно, от книги к книге, напоминать читателю, что Крымская война в силу целого ряда объективных и субъективных причин до настоящего времени остается гигантским «белым пятном» нашей военной истории. Она менее изучена, чем Отечественная война 1812 г., хотя их разделяет более половины столетия. Крымская война, как элемент военной истории, «…не может заменить военного опыта для той армии, которая им не обладает, но, однако, служит лучшим подготовительным средством к восприятию такого опыта».>{4}
Не хочу превращать свой труд в одну из лекций, ограничиваясь лишь последовательным изложением событий, «…так как такое изложение обратило бы военную историю в часть политической истории и, будучи, быть может, полезным для пополнения общего образования офицера, было бы, однако, далеко недостаточно для доставления ему специального военного поучения».>{5} События последних дней обороны Севастополя в 1855 г. интересны не только как чисто военные. Они знаменуют финал многомесячной упорной обороны города со всеми ее удачами, неудачами и трагедиями.
Один из участников этих беспримерных дней писал: «…27 августа 1855 года история впишет в свои страницы кровавыми буквами. День, ознаменованный гибелью нескольких десятков тысяч храбрых и равно славный для обеих сражающихся сторон. Но искупит ли эта огромная кровавая жертва благоденствие народов или только удовлетворит нескольких ненасытных самолюбий, которые попирают спокойствие и жизнь миллионов для личного своего возвышения или для прямого осуществления своих частных целей, коим хотят подчинить выгоды целого мира, — взвесит и осудит беспристрастная история».>{6}
Последний штурм крепости — апофеоз, вершина многомесячных боевых действий, завершивших главное событие кампании — оборону Севастополя. Апологет информационной войны, корреспондент лондонской газеты «Тайме» Вильям Рассел, с присущим ему пафосом писал об этом событии: «…Судьба противостояния, к которому так долго были прикованы взоры всей Европы и с которым столько империй связало свои надежды, была почти решена. 9 сентября Севастополь пылал! Флот, бывший причиной стольких дипломатических споров и кровавых сражений, скрылся в пучине вод! Еще одно кровавое действие добавилось к страшной, но славной трагедии, взволнованными зрителями которой были все: от цивилизованных наций до диких восточных орд. Под победные возгласы и вопли отчаяния — среди лихорадочного торжества и страстного горя — занавес черного дыма, расцвеченный красными взрывами крепостных стен, опускался на сцену, где представлены были все проявления человеческого страдания и величия — непреодолимая стойкость и спокойное мужество, ничтожество и слабость — на сцену, по которой прошли герои».
