Последний штрих - [2]

Боже мой, подумал молодой профессор.

И открыл глаза.

II

Он открыл глаза, и события стали развертываться с ошеломляющей быстротой. Это коловращение совершенно неожиданных, более того-невероятных впечатлений, разумеется, не позволило профессору Глюку сориентироваться в деталях внезапно окружившего его мира. Ясно было одно: он проснулся не там, где заснул накануне, утомленный чрезвычайно сложной и не менее увлекательной работой.

Точнее, он не смог бы определить наименования, а подчас и назначения предметов, загромождавших его жилище. Но хватило нескольких секунд, чтобы професcoр успел осознать: вчера всех этих вещей не было и в почине, и само жилище тоже было совсем иным.

Вмecто ласкающих глаз округлых очертаний его в меру просторной холостяцкой капсулы-квартирки взгляд больно упирался в безобразные прямые стены, сходящИxcЯ под прямым углом. В единственное квадратное окно врывался нестерпимый свет громадной электричeской лампы, вывешенной снаружи неизвестно кем, но с одной, несомненно, целью: не давать человеку спокойно спать. И от всего вместе взятого веяло враждебностью, холодом, отчужденностью и полнейшим бездушием.

Глюк невольно застонал. Он был близок к отчаянию (состояние, дотоле известное ему только в теоретическом плане, да и то лишь в силу того, что профессор изучал древние языки и, следовательно, древнюю историю) .

Глюк застонал. Незамедлительно в тишине, наступления которой он не заметил, раздался тот же сиплый бас. Теперь в нем были нотки торжествующей мстительности и неприкрытого злорадства.

- Ага, зашевелился, очкарик! Ну... (последовавшие за этим три слова остались непонятными даже прославленному лингвисту)... погоди! Я тебе (те же три слова, только в другой вариации) покажу, как соседей не уважать!.. Открывай, идол, а то дверь выломаем!

Дальнейшее напоминало кошмар (кстати, последнее понятие имело для профессора также чисто теоретический смысл-в благословенном мире гармонической цивилизации, в котором он вчера заснул, кошмаров вообще не существовало - ни во сне, ни наяву).

Кошмар начался с того, что, поспешно опустив ноги на пол, Глюк оказался по щиколотку в ледяной воде.

От неожиданности и испуга он коротко взвизгнул и, глубоко шокированный собственным поведением, мгновенно зажал себе рот ладонью. В его мире никто никогда не визжал, даже от боли, потому что боль, как непременная составная часть человеческого существования, давно ушла из жизни.

Затем профессор прошлепал босыми ногами к истерично вздрагивающей от ударов двери, сообразил, в чем состоит назначение запиравшей ее щеколды, и оказался лицом к лицу с коренастым детиной в майке, который стоял, размахивая здоровенными волосатыми кулаками. За его широкой спиной толпились: растрепандая пожилая женщина в нежелающем запахнуться красном халате, лысый щуплый старик с острым носом (на кончике-прозрачная капля), радостно возбужденный в предвкушении пока что неведомых, но безусловно шумных событий лохматый подросток. За ними-еще двое или трое, их Глюк рассмотреть не успел, так как опешивший в первую минуту детина в майке продвинулся на шаг вперед и с нехорошей ласковостью в голосе спросил:

- Это что же получается, гражданин... очкарик? Опять воду в ванной закрыть забыли?..

Небольшое отступление: за ничтожно малый промежуток времени, мелькнувший с того момента, как профессор вышел из комнаты, и до того, пока обладатель майки и волосатых кулаков сделал шаг вперед, профессор успел подумать:

"Так вот как они выглядели, люди той эпохи..." (Он уже не сомневался, что непонятно каким образом попал в далекое прошлое). Это было последней попыткой Глюка воспринимать окружающее в плане его научного oсмысления, ибо в то же мгновение суровая действительность заявила о себе с бесцеремонностью автомобильного клаксона.

- Вот, значица, как выходит,-с неумолимой последовательностью продолжал темпераментный оппонент профессора.-Мы, мол, книжками занимаемся... в этих... эфиреях витаем, а...

- В эмпиреях,-машинально поправил Глюк. При всей своей врожденной застенчивости он не мог мириться со столь варварским отношением к грамматике.

- Вот-вот!-обрадовался детина.-Поправляй нас, учи... А вода пусть текет, да? Пусть соседей заливает! Им, бедолагам неученым, что в лоб, что по лбу... У-у, очкарик несчастный!

- Так его, так, милый!--эхом отозвалась женщина в нежелающем запахиваться халате.-От них, очкастых, все зло...

- Но у меня нет очков, - попробовал возмутиться Глюк, невольно начинавший уже чувствовать себя полноценным участником конфликта, готовым до последней капли крови отстаивать свою позицию.-У маня контактные линзы! Кроме того, не знаю я никакой ванной и знать не хочу. У меня-озоновый душ, так что...

- Че-го?!-изумился оппонент в майке.-Линзы? Озоновые? Душ? Ты чего это заливаешь... контактный, а?

Лысый старичок пожертвовал своей каплей - она растворилась в озерце медленно опадавшей воды, как слезинка в море общечеловеческих горестей, боднул головой воздух и бодро вступил в разговор.

- Нехорошо,-проникновенно сказал он.-Нехорошо, гражданин Глюкин. А ведь высокое звание профессора носите-профессора, выучившегося на наши кровные народные денежки и, следственно, призваны нам, то есть трудовому народу, служить! А кран-то, кран не закрываете.