Последний шанс палача - [80]

Картечный заряд достал Серафима аккурат на подъеме — в грудь лупанул, вышибив воздух. Земля ударила по спине, вдохнуть попытался… получилось, в отличие от Мастера. Свинцовые шарики застряли в многослойном кевларе, динамический удар сломал два ребра, но не убил. Темнота, затянувшая небесную синь, оказалась вполне проницаемой — серой, как летние ночи на Севере. Из жемчужной серости соткалось вдруг женское лицо, невыносимо прекрасное и безумно грустное, заслонило собой все вокруг.

— А я помню тебя, — сказал Серафим, наполняясь покоем, растворившись полностью в глубоких и печальных глазах. — Я видел тебя в тундре. Ждал тебя. Ты не послала за мной ангела, пришла сама! За что мне, грешному, такая великая честь?!

Женщина, сотканная из тумана, взглянула без улыбки, серый лик уже таял, рассыпался, не догнать. Не оторваться и не воспарить из тяжелого тела! Серафим закричал от тоски, жемчужная серость поглотила крик, будто вата, но кое-кто его все же услышал.

— Гля, этот живой! — донеслось из пелены, и лицо возникло опять. Другое лицо. Мужское, грубое и вполне жизнерадостное. — Очухался, жмурик?! Ну, поздравляю, жить будешь!

Глава 14. Шок и электрошок

Сон был тревожным. Мелькали вокруг гибкие звериные тела, бородатые люди кричали о чем-то беззвучно. Дина протягивала руки, и бурлящая река уносила ее. Воздуху не хватает, оттолкнуться посильней, вынырнуть!

Явь оказалась не лучше. Холод, боль и яркий свет сквозь веки.

— С пробуждением тебя! — поприветствовали Глеба весело и оптимистично. Куда приятней на слух, чем фразы, доставшиеся недавно Серафиму. Сравнивать, впрочем, Глеб не мог, а прочие органы чувств решительно слуху противоречили. Не нравилась прочим органам окружающая обстановка!

Комната — маленькая, без окон, с ослепительной лампой у потолка. Кафель на полу и на стенах, сливное отверстие в углу, кран со шлангом. На душевую сие помещение походило, как зона на санаторий, а крепкие скобы в ближайшей стене впечатление только усиливали. К скобам крепились два металлических тросика — тонкие, но тоже вполне на вид прочные, замыкавшиеся кольцами наручников соответственно на запястье и на щиколотке. Иных украшений Глеб на себе не заметил — как, впрочем, и одежды, не считая трусов.

— Ты, парень, прости меня за антураж, но это для лучшего понимания. — Собеседник, расположившийся на стуле в дальнем углу, одет был теплее и куда приличнее Глеба. Все те же холщовые брюки и гавайка, будто с пляжа только что. — Человек в трусах гораздо быстрее осознает серьезность ситуации, — продолжил Макс лекцию добродушнейшим тоном. — Кандалы тоже в твоих интересах, чтоб не дергался зря и чтобы мы быстрее друг друга поняли. Пришли бы к консенсусу, как говаривал Мишель Горби. По достижении согласия тебе вернут одежду, и мы спокойно попьем чайку или даже чего покрепче.

— Может, хватит словесного поноса? — поморщился Глеб, принимая, наконец, сидячее положение. — Это ты меня вырубил?

— Да ну, что ты?! Стар я для таких дел. А вот подчиненные твои очень даже в форме, есть силушка. Понимаешь, о чем я?

— Я пока вообще ни хрена не понимаю, — сказал Глеб, пробуя встать. Голова закружилась, тросы потянули за руку, за ногу… обратно, в общем, бухнулся. — Мне, для начала, отлить и одеться, потом объяснишь, чего тебе надо.

— Многовато желаний, для начала, — покачал Макс головой. — У меня вот все гораздо проще. Единственную вещь от тебя хочу поиметь. Компру, что ты наснимал в лихие 90-е. Нехорошо ведь получилось — я тебе, значит, помог поставить бизнес, снабдил техникой, а ты взялся делать левые съемки. Сам хоть помнишь, КТО у тебя на тех пленках?

— Тебе какое дело? — Небрежный тон Глебу вполне удался, но в груди нехорошо защемило. Компромат из ТЕХ ВРЕМЕН — это вам не шутки дурацкие с тросами, тут совсем другим раскладом пахнет. — Ты мне с бизнесом помог, я отработал. Дальше пошли мелкие шабашки, и ты к ним никаким боком.

— Тоже верно, — огорчился Макс. — Ну вот никак ты не хочешь виноватиться! Вынуждаешь прямо-таки сказать тебе в лоб грубую правду!

— Слушай, все это занятно, но уже не смешно! — изобразил Глеб раздражение.

Оставалась надежда даже сейчас — рассмеется приятель-собутыльник, скажет что-нибудь про реалити-шоу, можно будет дать ему в морду или похохмить вместе. Даже сейчас такой вариант казался естественней, чем дикая перемена, случившаяся с Максом-обаяшкой. Максом — цивилизованным бизнесменом. Максом — героем Света, обрушившим в прах Мастера — повелителя темных сил. Потом Глеб вспомнил про пулеметы, и мерзкое ощущение в грудной клетке резко усилилось.

— У вас, богатых, свои причуды, но человеком-то будь! Чего ты мне понты колотишь?! Пугать решил?! Ждешь, пока обделаюсь тут?!!

Закончить мысль не успел — рука Макса поднялась с колена, и в мозгу Глеба полыхнуло вдруг ослепительно-белым. Боль — короткая, как удар молнии, и такая же мощная.

— Б… — прошептал Глеб, обнаружив себя на полу, в неудобнейшей позе, будто судорогой перекрученного. — Ты че ж делаешь, гад?!

— Ну, извини, — отозвался Макс невозмутимо, из поднебесья откуда-то. С недостижимой высоты стула. — Это было всего двести двадцать вольт, а дальше по нарастающей. Не заставляй меня быть подонком, расколись прямо сейчас.