Последний секрет плащаницы - [48]

Братья снова зашептали молитвы, и через некоторое время монах, читавший Евангелие, поднялся со своего места и, засветив три большие свечи, погасил все остальные, за исключением той, что освещала дарохранительницу. Аббат приблизился к аналою. В полумраке церкви его лица практически не было видно, но от его фигуры веяло какой-то таинственной силой, которую Боссюэ почувствовал еще в трапезной.

— Благословляю вас во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — сказал он глубоким голосом, осенив братьев крестным знамением. — Идите с миром.

Монахи начали подниматься со своих мест и чинно направились к выходу. Брат Хосе, шедший одним из последних, подошел к Жилю.

— Вам понравилось Salve? — спросил он, когда они вышли из церкви.

— Да, очень, — искренне ответил Боссюэ.

— Это старинное песнопение, — пояснил монах, заметив неподдельный интерес Жиля. — В нем мы просим Господа, чтобы Он позволил нам послужить Ему еще один день.

— Восхитительное песнопение, потрясает до глубины души, — снова откликнулся Боссюэ.

За то время, пока они были в церкви, воздух стал еще холоднее. Жиль машинально сунул руки в карманы и нащупал лежавший там листок с планом, о котором он уже почти забыл. Брат Хосе и Боссюэ молча пересекли галерею до вестибюля и оказались у лестницы, ведшей наверх, в кельи монахов.

— Проводить вас до вашей кельи? — спросил брат Хосе.

— Нет, спасибо. Я ведь знаю дорогу.

— Хорошо, как хотите. В таком случае до завтра. Я зайду за вами перед завтраком. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Жиль, помахав рукой на прощание.

Брат Хосе повернулся и двинулся по лестнице наверх, а Боссюэ остался стоять, дожидаясь, пока все монахи разойдутся по своим кельям. Когда вестибюль опустел, Жиль выждал для верности еще некоторое время и полез в карман за планом монастыря. К его удивлению, листка там не оказалось. Боссюэ сунул руку в другой — левый — карман, хотя был уверен, что всего несколько минут назад план находился в правом. Как он мог его потерять? Жиль постарался восстановить в памяти все, что произошло с тех пор, как они с братом Хосе вышли в крытую галерею… «Это случилось, когда мы прощались! Ну конечно же, когда прощались!» — подумал Боссюэ и невольно повторил тот самый жест. Он ясно вспомнил, как вынул руку из кармана и помахал брату Хосе. Несомненно, он уронил план именно в тот момент.

Жиль нагнулся, чтобы поискать листок на земле, как вдруг за его спиной раздался голос, который он тотчас узнал:

— Добрый вечер, сеньор Боссюэ.

— Добрый вечер, брат Алехандро, — все еще не поворачиваясь, ответил Жиль.

— Вы что-то ищете? — спросил монах. — Возможно, этот листок? — добавил он ледяным тоном в тот момент, когда Боссюэ уже собирался ответить, что вовсе ничего не ищет.

Жиль обернулся и потерял дар речи: монах держал в руке план, угрожающе потрясая им как оружием.

— Вы что — дали обет молчания? Или не знаете, что сказать? — спросил брат Алехандро. — Даже не знаю, что бы меня удивило больше. Хотя, полагаю, у вас на все готов ответ, не так ли? Но иногда — впрочем, даже чаще, чем кажется, — продолжал он, не дожидаясь, когда Жиль заговорит, — вопросы бывают важнее ответов. Но вы пока не поняли этого, к сожалению… Итак, скажите же мне, сеньор Боссюэ, — произнес монах, приблизившись к Жилю и понизив голос до шепота, — зачем вы явились в наш монастырь?

Внезапно Боссюэ почувствовал, что ему стало страшно. Не потому, что брат Алехандро, судя по всему, раскусил его или по крайней мере совершенно обоснованно стал подозревать. Не это пугало Жиля, а то, что он сам себе не мог с полной уверенностью ответить на вопрос, заданный ему суровым монахом. Боссюэ еще не понимал, до какой степени все в нем перевернулось, но он чувствовал, что был уже не тем человеком, каким покинул Париж всего десять дней назад. Вопрос монаха был намного глубже, чем казалось на первый взгляд, и, очевидно, брат Алехандро сам это понимал.

— Как я вам уже говорил, я пало… — заговорил Жиль, не в силах взглянуть монаху в глаза.

— …паломник, направляющийся в Сантьяго и решивший задержаться в нашем монастыре, чтобы отдохнуть с дороги и обрести душевное умиротворение, — продолжил за него брат Алехандро. — Это мне уже известно. Прекрасно известно… Что ж, вот ваш план, сеньор Боссюэ, — бесстрастным голосом сказал он, протягивая Жилю листок. — И не теряйте его больше. Мало ли в чьи руки он может попасть? Вдруг какой-нибудь злонамеренный человек захочет использовать его в своих темных целях? Вы ведь этого не хотите?

— Нет, — только и смог выдавить Жиль.

Монах сдержанно кивнул, словно говоря «вот и прекрасно», и, повернувшись, направился к двери, находившейся в глубине вестибюля. Прежде чем скрыться за ней, он снова повернулся к Жилю и сказал на прощание:

— Помните мой вопрос, сеньор Боссюэ. Спросите самого себя, что вы делаете в нашем монастыре, и, пожалуйста, когда вы найдете ответ, сообщите его и мне.

Оставшись один, Жиль стоял некоторое время как вкопанный, судорожно стискивая в правой руке листок, пока не пришел в себя. Он опустил глаза и задумчиво посмотрел на план. Потом взглянул на дверь, за которой скрылся брат Алехандро, и сунул листок в карман.