Последний рубеж - [25]

На пятой минуте положение совершенно изменилось. С радостным криком: «Ой, братки мои!» — матрос кинулся обнимать и целовать Орлика и Катю, причем Кате досталось куда больше крепких поцелуев и объятий, чем ее дружку.

— Так я же сам из Питера, братки! — растроганно говорил матрос. — Нате вашу тетрадь!

Потом он выхватил парабеллум и закричал на собравшуюся толпу зевак:

— Разойдись сейчас же, а то стрелять буду! Все по местам! Живо! Суд окончен!

8

История с гномиками. — Обещания матроса Прохорова и его запись в дневнике. — Снова в пути. — Смятение и надежды героев нашей повести. — О дырочке в чулке Кати и ее стыдливости. — Москва, Москва! — Почти у цели, и вдруг…

История с гномиками состояла вот в чем.

Неизвестно кто еще в Мелитополе, со станции отправления, погрузил в теплушку два десятка этих гномиков, а в последний момент не был допущен к посадке — за какие-то темные дела его арестовали и увели в железнодорожную комендатуру, а эшелон ушел. Таких вот бородатых старичков из чугуна в ту пору можно было видеть в парках и садах: ими украшали фонтаны. Сваленные в углу теплушки, гномики теперь решительно никому не принадлежали, и что с ними делать, никто из пассажиров не знал, а выкидывать было жалко.

Утром, когда Орлик спал, Катя, осененная одной увлекательной идеей, явилась в вагон, где лежали гномики. Разговорилась с пассажирами. Вот она едет в Питер по такому-то делу, и пришла ей в голову одна идея: когда дети из Питера окажутся в Таврии, то при устройстве колоний можно было бы украсить гномиками аллеи или фонтаны, и детворе это, конечно, доставит большую радость. Поэтому, если чугунные фигурки действительно бесхозные, то Катя прихватила бы их с собой в Питер, — разумеется, с разрешения поездного коменданта, которое она надеется получить. А если комендант не разрешит, то по приезде в Москву она обратится к станционному начальству Курского вокзала. Авось позволят… Ведь как хорошо было бы!.. А то ведь пропадут они зря, эти милые гномики.

Увы, комендант эшелона строго-настрого запретил трогать фигурки. Сколько Катя с ним ни объяснялась, не помогло. Тогда пассажиры теплушки, где лежали гномики, посоветовали Кате пока что перетащить фигурки в свой вагон. А в Москве похлопотать. Иначе пропадет добро, вмиг все окажется на Сухаревке.

Действительно, какая была бы радость детям! Один вид этих длиннобородых пигмеев рождал улыбку. Что-то сказочное представало, смешное, доброе. Стояли бы себе на дне фонтана, а на них сверху лилась бы струя. Железо ведь, не растает. А можно даже, чтобы струя на них не лилась, просто украсить ими фонтан, и все. Можно группой ставить, можно по одному.

Словом, понадавали Кате советов предостаточно. И хочется спросить: неужели кому-нибудь покажется странным, что среди таких трудностей и забот, несмотря на все то, что претерпевали пассажиры эшелона в пути, они еще могли проявлять, участие в устройстве будущих колоний для ребят голодающего Питера? Но как хотите, дело между тем обстояло именно так. Всех трогала забота об этих детях и радовала сама идея. Конечно, здорово было бы такие колонии устроить, дело святое, доброе, желанное. Еще бы! Кормить, поить детишек за счет Советской власти да еще веселить глаз ребятни этими карликами, — господи, кто же такое дело не поддержит! Эти старички гномики, как многие находили, довольно безобразны с виду, но детям-то чего еще надо? Поглядят на длинные колпаки и бороды до пят — вот и радость!..

С разрешения пассажиров теплушки Катя и стала перетаскивать гномиков к себе, а они тяжелые. Потихоньку одного перетащила, пошла к той теплушке за вторым, и на обратном пути у воза с повидлом как раз и произошло все то, о чем мы уже рассказали.

А затем еще произошло вот что.

Когда матросский суд закончился и напуганная парабеллумом моряка толпа зевак разбежалась, Катя стала приподнимать с земли гномика, которого, если помните, она сбросила с плеча, когда заварилось дело о дневнике. Теперь, увидев, что Катя снова взваливает себе на плечо такую тяжесть, матрос кинулся ей помогать. Орлик же, пожав плечами, только хмыкнул:

— А на что тебе это, Катя?

Она объяснила: так и так, для украшения будущих ребячьих колоний.

— Вот этим вот? — удивился Орлик, сам еще никогда не видевший, чтобы такими бородатыми фигурками что-либо украшали. Но в следующий момент идея Кати ему понравилась.

— А что? — присоединился к идее Кати и матрос. — Что прежде буржуям служило, то может и нашим деткам служить. Они смешное тоже любят, ребятки.

Услышав от Кати всю историю с гномиками, матрос вызвался разнести в пух и прах коменданта эшелона, а заодно с ним и пресвятую богородицу, если бы вдруг та заступилась за коменданта, а все равно быть этим чугунным старичкам в будущих таврических колониях для рабочих детишек, и баста!

— Сейчас же идем туда, где они лежат, фигурки, и всё перетащим, — позвал за собой матрос Катю и Орлика. — И всё перетащим к вам. Без канительных разговоров!

Потом началось нечто почти фантастическое. Картина была поразительная. Матрос, Орлик, Катя и вызвавшиеся помочь им пассажиры гуськом шли вдоль эшелона, таща на себе чугунных старичков. Матрос нес на каждом плече по два, и все дивились его недюжинной силище. Орлик нес двух старичков, Катя и все другие — по одному. К моменту, когда все было внесено в теплушку наших героев, подошел из-за реки к исправленному мосту паровоз, и пассажиры бросились занимать свои места в эшелоне.