Последний рейс на «Яке» - [8]

Гарник подчинился и с опаской поглядел на хозяина.

— Надо знать, где и когда пить, — продолжал поучать его Махмудов. — Пожалуйста, в моем присутствии постарайся держать себя на высоком моральном уровне. А если хочешь знать, так я вообще постороннего человека не имею права допускать в самолет.

Помолчали.

— Мне уйти? — с вызовом спросил Гарник.

— Как хочешь. — Махмудов пожал плечами. — Я говорил про посторонних. Тебя это не касается. Ты мой друг.

— Что-то сегодня я это не очень чувствую.

Борис посвистывал и протирал тряпочкой стекло. В кабине самолета было чисто, как на витрине у ювелира.

— Борик, — сказал гость, — другой на моем месте мог бы действительно уйти. Потому что обидно. Но я лично стал еще больше тебя уважать за твою принципиальность, честное слово!

Махмудов засвистел погромче, лицо его прояснилось.

— Гарник, — сказал он примирительно, — я знаю, кому можно верить и кого наш гнать в шею. Раз государство мне доверило машину, то я за нее полностью отвечаю, верно?

— Ты прав.

— Значит, своего друга я могу оставить хотя бы даже ночевать в машине. Никого это не касается!

— Никого не касается.

— Ну и все! Мы друг друга поняли. Я просто хотел показать тебе, что во время кутежа я приятный компанейский парень, душа компании, на работе я строгий работник.

— Именно так я тебя и понимаю.

— Тогда наша дружба будет расти и крепнуть. Взаимное понимание, как говорится…

Опять помолчали.

— Раз уж ты так настаиваешь, — нерешительно проговорил Махмудов, — то мне не хотелось бы тебя обижать… Ради нашей молодой дружбы я могу глотнуть разок из заграничной фляжки, если, конечно, у тебя там ром…

— Самый настоящий ром!

С этого дня Гарник стал часто ездить на аэродром. С собой он привозил полную флягу, обратно увозил пустую. Всякий раз он допытывался:

— А как ты управляешь своим самолетом? Вот, скажем, ты уже поднялся в воздух и хочешь лететь прямо, — что для этого нужно сделать?.. А теперь покажи, как нужно разворачиваться. Ну, допустим, я захотел повернуть вправо?

Однажды он поднялся с Борисом Махмудовым в воздух, и тот позволил ему взять штурвал.

— Ты понимаешь, что я делаю? Понимаешь, какое у меня к тебе доверие? Фактически я передал тебе управление самолетом? Ты хоть ценишь это?

Гарник это ценил. Очень ценил.

Встреча была назначена на семь часов утра. Никто не опоздал. Но Жорж Юзбашев приехал чуть раньше и взял билеты на троих.

Во всех аэропортах существует правило, чтобы пассажиры при регистрации называли фамилию и сообщали свой адрес. Юзбашев тут же придумал адреса, записал вымышленные фамилии.

С билетами пошли к самолету.

Борис Махмудов уже ждал их. Он был сух, подтянут, неразговорчив. Отлично сшитая и подогнанная по фигуре форма пилота гражданской авиации придавала его облику вид официальный и неприступный.

— Борик, дорогой, — ласково начал Мисакян, — вот моя команда. Представь себе, эти младенцы еще никогда не летали…

Пилот сухо распорядился:

— Пассажиров прошу занять места.

— Мне хотелось, чтобы они приняли боевое крещение именно на твоем самолете и под твоим руководством. Пусть посмотрят, как наш земной шарик выглядит сверху…

— Билеты есть? Садитесь.

Жорж Юзбашев и Лаврентий Бабурян озадаченно переглянулись. Они не ждали такого приема.

Но Гарник успокаивающе шепнул встревоженным приятелям:

— Это он только сейчас так, а поднимемся в воздух — все будет по-другому.

Он сел рядом с летчиком. Огромный Жорж и толстый Лаврентий Бабурян устроились на задних сиденьях.

Пилот надел наушники, запросил по радио разрешение на взлет и тронул рычаги. Машина чуть вздрогнула, легко побежала по зеленому ковру и неслышно оторвалась от земли. Спустя минуту она уже плыла высоко над землей, по синему небу. Летчик снял наушники:

— Ну как, друзья пассажиры, нравится вам полет?

Теперь это был совсем другой человек — добродушный, приветливый.

Жорж Юзбашев широко улыбнулся ему, блеснув белыми зубами. Лаврентий Бабурян ничего не ответил. Ему — тучному и вялому — было плохо, его тошнило.

— Ничего, — сказал пилот, — ты крепись. Вот возьми мятную конфетку…

Огромный Юзбашев едва помешался в кабине — на всякий случай он даже пригибал голову. Чувствовал он себя великолепно и с любопытством поглядывал на убегающую землю Хотя ему было тесно, он то и дело приподнимался, размахивал руками.

— Это что, друг, — физкультура в воздухе? — смеясь, спросил Махмудов. — Пять минут в день для здоровья?

— Проверяю свою подвижность в ограниченном помещении.

— Ну, проверяй, проверяй. Может, когда и пригодится.

Юзбашева эти слова почему-то развеселили.

— Ох, ты прав, дружок! — Он засмеялся, протянул руку и хлопнул летчика по плечу. — Вот и я тоже уверен, что пригодится!

— Ну и рука у тебя! Чуть мне плечо не отбил.

— Да уж, никому не посоветую встретиться с моей рукой, когда она злая!

Успокоительно стрекотал мотор. Под крылом проплывали огромные бурые пятна — это солончаки. Узенькая светлая виточка — это река. Зеленая заплата на серой простыне — это лесок, окруженный бесплодным нагромождением камней.

— Правильно говорят: «Айастан — карастан», — сказал, вздыхая, Махмудов. — Армения — страна камней.

Гарник Мисакян нетерпеливо тронул его за локоть: