Последний рейс "Лузитании" - [44]

Это был самый кошмарный и трагический момент за все его существование как капитана, момент, равный для него концу света. Только что 32-тысячетонный лайнер был реальностью, подобной целой планете, причем неизмеримо надежной, а спустя мгновение он - ничто.

Тернер был в полной форме, даже в фуражке с золотым узором на козырьке. Четыре широких золотых нашивки на рукавах слегка позеленели от морского воздуха, но выглядели впечатляюще. «Если его долг состоит в том, чтобы, как и подобает храброму, гордому мужчине и настоящему британцу, пойти на дно вместе с судном, то он готов».

Палуба составляла немыслимый угол с поверхностью зеленой, холодной и безжалостной воды, поднявшейся выше его ног, воды, разрушающей сейчас все на своем пути и не пощадившей даже приборы на его мостике - компас, штурвал, медный машинный телеграф…

Тернер глубже надвинул на голову фуражку, чтобы она не слетела и начал карабкаться по отвесному трапу, ведущему с мостика к площадке для сигнальных фалов.

Матрос Мортон, тот самый, что заметил торпеду (или два параллельных торпедных следа, как он утверждал впоследствии с все возрастающей уверенностью), плыл прочь от перевернувшейся шлюпки и оглянулся как раз в тот момент, когда Тернер оказался у фалов. Вид капитана, остающегося на судне до самого последнего момента, в то время как он барахтался изо всех сил, спасая собственную жизнь, поразил своим драматизмом Мортона до глубины души.

Сейчас Вилли Тернер, подобно юнге парусного флота, карабкался все выше и выше, теперь уже по такелажу. Смола сворачивалась катышками на его ладонях, и ее привычно острый запах пробуждал в нем ностальгические чувства, которые он пытался подавить. Воспоминания о давно ушедших лучших днях с головокружительной быстротой проносились в его сознании. При этом Тернер мысленно вопрошал бога, чем он заслужил все это.

Огромный лайнер вздрагивал у него под руками, сжимавшими тросы. Глубоко под ним слышались странные приглушенные раскаты, исходившие, казалось, с самого морского дна. Над ним простиралось небо, глубокое и яркое. Почти горизонтально лежащие трубы источали вверх тонкие струйки приятно пахнущего угольного дыма. Чайки проносились мимо…

Увидев плывущее в его сторону весло, Тернер отпустил руки и поплыл к нему. Сначала он сгреб его, но затем отпустил. Сильными взмахами он устремился к качающемуся на волнах креслу и ухватился за него.

Фуражка все еще оставалась у него на голове, когда он оглянулся на свое судно. Казалось, что трубы и мачты принимают более прямое положение, описывая в небе дугу в сторону зенита, куда они и должны были смотреть. Всепоглощающая волна, подобная прибою в штормовую погоду, вспенилась у основания труб и пронеслась над палубой радиорубки и всем, что еще оставалось на шлюпочной палубе. Это была одна большая длинная волна.

Теперь, когда нос «Лузитании» погрузился под воду, перед оставшимися на корме быстро сменялись странные картины. Даже в этот момент они ясно осознавали, что. подобное вряд ли когда-нибудь повторится.

Как только лайнер резко погрузился носом, его кормовая оконечность поднялась вверх на добрую сотню футов, открыв взгляду четыре почти неподвижных гребных винта вместе с необъятным 65-тонным рулем. В довершение к этому кошмару судно совсем остановилось, замерев на месте. Его движение вперед неожиданно и странно прекратилось.

Тем, кто не отваживался прыгать с кормы, включая Ч. Т. Джеффри из Кеноша и Перри Джонса, открылась жуткая истина.

Капитан Тернер, набрав полные легкие воздуха, смотрел на свое огромное судно, балансирующее под немыслимым углом и трепещущее всем своим существом. Не знавшие ни одного морского термина понимали только, что «тупой конец» лайнера торчит к небу и выглядит подвешенным за него. Но все одинаково сознавали, что «Лузитания», имевшая длину от форштевня до ахтер-штевня около 800 футов, уже коснулась морского дна.

Гордость компании «Кунард», первый суперлайнер, приводимый в движение паровыми турбинами, имевший новейшую систему вентиляции, оборудованный лифтами, телефонами, электрическими люстрами, украшенный висячими садами, гобеленами, эта морская «борзая», способная развивать ход более 25 уз, обгоняющая лучшие германские лайнеры; судно, способное обставить любую вражескую субмарину, судно, возвышающееся от киля до кончиков мачт на 216 футов, скользнуло сквозь 300-футовую толщу воды у ирландского побережья и крепко уткнулось своим грациозным носом в ил на морском дне.

Тот, кто все еще стоял на круто возвышающемся кормовом срезе, услышал грохот внутри надстройки судна, в его грузовых трюмах, в машинном отделении и во всех других глубоких, как пещера, закоулках длинного корпуса, как будто там рухнули вниз огромные массы железа. Они как зачарованные смотрели вниз на скопление мужчин, женщин и детей, кружащихся, подобно мухам или червякам в пруду, обессиленных людей, знавших не больше капитана Тернера, за что господь бог сотворил такое с ними.

«Лузитания» находилась в 11 милях от берега в направлении 183°, т. е. почти прямо к югу от белого маяка Олд-Хед-оф-Кинсейл, и в 270 милях от Ливерпуля. Это было то же самое место, где никому не известная, болтавшаяся на волнах парусная шхуна «Эрл оф Латам» была перехвачена подводной лодкой меньше суток тому назад.