Последний прыжок - [16]

— Жгут Зоркент, — негромко проговорил молодой дехканин с кетменем на плече. — Снова началось. Скоро и до нас черед дойдет.

— Аллах милостив, — расстроенно пробормотал другой. — Может, и не допустят…

— Не допустят… — недовольно повторил молодой. — Да эти негодяи везде кричат, что они выполняют святую волю аллаха. Слыхал, что они в Кассан-Сае наделали? Настоящий разбой. А по-ихнему это воля аллаха!

— Не горячись, Турсун. Ведь вас, комсомольцев, в кишлаке всего пять человек, — попытался успокоить его пожилой дехканин. — Что вы можете сделать, если попустительством аллаха сейчас творятся черные дела. Мы ведь самые маленькие, самые слабые люди на земле.

— А в отрядах Насырхана великаны, что ли? — горячился Турсун. — Такие же, как ты и я. Только, может, поглупее. Эх, если бы был у нас в кишлаке хоть один коммунист… Постарше, чтоб его старики уважали. Мы бы тогда поприжали наших толстозадых. Слышал, что наш мулла вчера потребовал?

— Слыхал. Наш кишлак должен поставить Насырхану-Тюре пятьдесят джигитов.

— Если откажемся, не пришлем — сожгут кишлак, — напомнил Турсун и насмешливо добавил: — И это совершится по святой воле аллаха. Но придет день, когда нашего муллу расстреляют — по воле Советской власти.

В этот момент со стороны горящего Зоркента послышалась оживленная стрельба. Или к защитникам кишлака пришла помощь, или грабители, отходя, стремились оторваться от преследования.

— Вот перебьет их Красная Армия, — оживился Турсун, — и это будет сделано действительно по воле аллаха.

— Зульфия все еще не вернулась? — переменил тему пожилой дехканин.

— Нет. У дяди гостит, — мрачно ответил Турсун.

— Зря она задержалась, — неодобрительно проговорил пожилой. — Племянница председателя Совета…

— Все сердце изболелось за нее, — тоскливо проговорил Турсун. — Единственная в нашем кишлаке комсомолка. Вдруг попадется этим собакам… — и неожиданно решил: — Пойду в Зоркент.

— Ты с ума сошел! — схватил его за руку пожилой. — В Зоркенте сейчас такое творится… И сам погибнешь и ее не спасешь.

— Пойду! — повторил Турсун.

Звуки отдаленного расстоянием конского топота оборвали его слова. Несколько секунд оба тревожно прислушивались. Всадники, видимо, сильно спешили в Зоркент, топот приближался с каждым мгновением. Переглянувшись, Турсун и его спутник кинулись в глубину поля. Пробежав с полсотни шагов, они легли в борозду и совершенно слились с землей. В тот же момент по дороге галопом пронеслись четверо всадников.

* * *

На окраине горящего, разграбленного басмачами Зоркента было шумно и людно. У самого выезда из кишлака, на холмике возле дороги, стояли двое верховых — главарь восстания Насырхан-Тюря и его правая рука курбаши Мадумар. Позади холмика, выстроенные по трое в ряд, стояли человек двадцать всадников — личная охрана Насырхана-Тюри.

За эти несколько дней внешний вид главаря газавата изменился. Сейчас Насырхан был одет в дорогой халат из парчи, расшитый бухарскими мастерами. Старинная сабля в богатых ножнах и маузер висели на широком поясе, украшенном ценными камнями. Всем своим видом Насырхан-Тюря старался подчеркнуть, что именно он командует газаватом и, как «главком газавата», пропускает мимо себя колонну своих войск. Перед холмиком четверо спешенных басмачей держали ярко пылающие факелы.

А мимо Насырхана нестройной вереницей, то группируясь по десять-пятнадцать человек, то растягиваясь редкой цепочкой, проезжали всадники. Действительно, после налета на Кассан-Сай шайка значительно выросла. В ней сейчас было не менее четырехсот всадников, правда, очень пестро вооруженных. Основным родом оружия были русские трехлинейки и японские винтовки, но попадались и охотничьи ружья и даже самодельные пики — длинные деревянные палки с набитыми на них острыми железными наконечниками. Редкий из всадников не вез узел с награбленным добром. В середине колонны двигалось десятка два арб с товарами, взятыми из разграбленных магазинов Зоркента. На одной из арб Насырхан-Тюря увидел фигуру связанной девушки без паранджи.

— Это что за негодница? — негромко спросил он Мадумара. — Откуда взялась?

— Председателя Совета дома не оказалось, — негромко ответил тот. — Нашли только жену и девчонку — то ли дочку, то ли племянницу. Старуху зарубили, а девчонку взяли с собой.

— Кто взял?

— Атантай.

— Красива?

— Как персик.

— Атантай взял, ему и владеть. Только пусть далеко с собой не возит. В лагере эта мерзость не нужна, — приказал Насырхан-Тюря.

— Повинуюсь. Вернемся в горы — и Атантай отошлет ее к знакомому в дальний кишлак.

— Веди, мой Мадумар, джигитов в урочище Токей. Пойдем на соединение с Истамбеком.

Мадумар приподнялся в стременах, готовясь подать команду, но в этот момент из темноты поля выскочил всадник и на галопе подлетел к холмику.

— Доблестный Ляшкар-баши, — обратился он к Насырхану-Тюре, — задержаны четыре неизвестных джигита. Мчались нам навстречу. Говорят, что ищут вас.

— Где они? — нетерпеливо спросил Насырхан-Тюря.

— Ведут.

В освещенное факелами пространство вступила группа всадников. В центре группы, окруженные дозорными басмачами, ехали Тимур, Гунбин, Эффенди и один из мюридов Миян Кудрат Хозрета. Очутившись перед Насырханом-Тюря, все, не слезая с седел, низко поклонились.