Последний пожар - [16]

– Здесь мы костёр жгли. А вон туда ходили целоваться с Димой. Это было в первый раз. Хлеб забыла в спешке, но есть пирожки. Что с тобой? – притворно спросила Ирина, прикладывая мягкую ладонь к его лбу. – Температура. Уж не простыл ли ты, мой Димочка. Ешь. О чём задумался? Не пойму. Ну – ка, ну – ка. – Она потянулась к его лбу и коснулась губами – Повышенная температура. Надо полечиться.

– Вроде нормально. Я воды принесу, – осевшим голосом сказал Сапожников, резко вставая. Время остановилось, а в висках стучали молоточки. «Я – не Дима, я…» Она понимала, что ему понятны её намерения. От этого становилось неловко и грустно.

– Может, выпьем немного вина. Оно слабое. Попробуй. Совсем ничего не ешь. О чём мечтает Дима младший? – Ирина прислонилась к его плечу. Он понял, что сейчас она заплачет. Эти слёзы могут сыграть непоправимую роль в дальнейшей его жизни. Он взял бутылку. Вино было отличным, с привкусом дыни, малины и смородины.

– Поставь, не пей. Я не буду, – Ирина обняла его и поцеловала дрожащими губами. – Что же я делаю? Ты не знаешь, что со мной? У меня поднялась температура. Пойду одеваться. Спасибо тебе, – женщина рассмеялась. Она резко придвинула его к себе. Они долго сидели, прижавшись, друг к другу, слушая, как тревожно стучат сердца. Он увидел в её глазах горькую усталость. Ему показалось, что это Катя смотрит на него.

– Поел? – Мы никого не будем обманывать. В первую очередь себя. Правда? Ты живи и помни. Мы не станем прятать глаз, нам нечего стыдиться и лгать. Мы честно будем смотреть всем в глаза.

– Ты очень умная, Ирина. Спасибо за экзамен.

– Мы вместе его сдавали… Я уйду от него.

7.

На ухабах сильно подбрасывало, на поворотах Сапожникова кренило в сторону Ирины, то прижимало к дверце. Николай не смотрел на спидометр, безразлично слушал Марину Журавлёву, которая пела о своих печалях, но у него не было никаких печалей, но отчего так грустно покидать горный родник. Он представлял зелёную траву, брезент и жену брата. Эта картина должна расплыться в памяти и стать туманной и далёкой. Когда это ещё будет, а вот сейчас он всё ещё слышит, как стучит её обожженное сердце.

Белёсое облачко, напоминающее утюг, расплывалось над степью, превращаясь в кусок ваты. Настроение Николая стало странным. Он не мог сказать, грустно ему или весело. Разные мысли слоились в голове, и ни одна не была отчётливой и законченной, как тающее облако.

– А вон Митя с отцом косят, – неожиданно проговорила Ира. Вдалеке медленно шли, поднимая пыль, два красно-коричневых комбайна.

– Как ты узнала? – удивился Сапожников. Ему не хотелось никого видеть. Он приободрился, всматриваясь в идущие машины, в строчки валков.

– А нам дадите по глоточку, – улыбнулся пропылёнными губами Дмитрий, принимая сумку от жены. – Рожь в этом году, как бамбук. Больше двух метров. Меня скрывает.

– У вас вода своя, а эта не вам. Там компот в бутылке, мясо, пироги.

– Шучу, – он обнял Ирину пыльными мазутными руками, прижал к себе. – Ты права. За твоей водой я тоже скоро поеду…

– Правда? – удивилась Ирина, всматриваясь в серые глаза мужа. Пыталась понять – шутит или нет. Решился? Наглядный пример подействовал. Младший брат опередил, а он отстал.

– Что нам стоит дом построить, – прищуривая глаз, но повернувшись к Николаю, сказал: – Помнишь, как комбайн в лесополосу загнал? …Таёжник. И сейчас загонишь…

– Когда это было? В третьем классе.

Пока отец и брат ели, Колька подошёл к комбайну, руки уверено вскинули его к рулевому колесу. Только несколько секунд волновался, включая передачу. Отжал педаль сцепления, опустил ручку газа на бункере. Это проделал машинально. Удивился самому себе. Помчались ленты на жатке. Дмитрий что-то кричал. Сделал несколько шагов, но махнул рукой и радостно, кинулся к машине отца. Николай следил, как тяжело уходят в окно жатки колосья. Дёрнул рычаг понижения оборотов вниз. Тогда понял, что ему пытался говорить брат. «Нужно переключиться на пониженную передачу».

К краю поля подъехал отец с Ириной. Колька спустился по лесенке на землю, взглянул в сияющее лицо брата, остановившего свой комбайн на дороге.

– Не забыл. Молодец. На второй не тянет, можно порвать нож. Хотя и жатки скоростные, проволоку перерезают, но такая рожь, – Дмитрий развел руками. Сапожников старший восхищённо смотрел на младшего сына. Понимая, что никуда тот не денется. Раззадорил его Дмитрий.

– Завтра я приеду на бригаду.

– Чего делать? – лукаво спросил Дмитрий.

– Мне тоже комбайн берите у бригадира. Звено сделаем.

– Ну да. И Катюшку в штурвальные возьмёшь?

– Нет, Дима, я пойду с вами.

– Это ты напрасно, Иринка. Дома работы – выше крыши.

– Я же косила. Вспомни. – На этот раз Ирина начала взбираться по вертикальной лесенке. За ней бросился Дмитрий.

– А ты езжай домой. Полями. Через бригаду. Сказал Степан Петрович сыну.

– Папа. У меня удостоверение водительское есть. Мы на очередь встали, будем «Москвича» брать с Катей. Езжай домой, а мы – поработаем. Поговори с бригадиром насчёт комбайна. …Два месяца отпуск. Уберём всё, что с Димкой насеяли.

– Не женское дело, доча, на комбайне трястись.

– Пусть прокатится. – Сказал Димка. – Вместе на курсы когда-то ходили.