Последний поворот на Бруклин - [20]

Винни. Ах, Винни. Ну пожалуйста. Это было так давно. Так давно. Когда? Когда? Это все мой братец и узенькие трусики)… Ли вышла из спальни и поспешила в ванную. Не понимаю, почему у нее тут нет даже щетки для волос… (Голди далеко не так привлекательна, как я) по-прежнему не говоря ни слова и пытаясь, пытаясь кокетливо улыбнуться, но не получалось, никак не получалось. Да и «Птенчик» умолк. Исчез. Остался только Ворон. Не вернуть… она была в смятении, и голова у нее все кружилась, кружилась, кружилась, и кружились звуки, и дым кружился, и смеялся Винни, он смеялся. Винни смеялся — а скоро он возьмет ее на руки и унесет в спальню… Какой-то голос. Голос. О Боже, только бы не стать его клиенткой! Я не могу. Только не сейчас. Только не после… Ли, стуча каблуками, вошла в комнату — в чулках и лучших туфлях Шийлы, — грациозно села и посмотрела на потную, грязную, самодовольную, похотливую физиономию Гарри… радуясь, искренне радуясь, что она не такая, как этот уродливый выродок, этот извращенец; и в то же время с любовью вспоминая его безжалостную елду — в следующий раз мы останемся наедине, и он сможет позволить себе все извращения, какие вздумается, сможет даже отсосать у меня и кончит много раз… если мне этого захочется. Она посмотрела на Жоржетту и удивленно подняла брови. О чем задумалась, голубушка? (стерва! Гнусная стерва! Оставь меня в покое!) Ну ладно, пошли, Жоржи. Поднимай свои булочки. Ты же не хочешь, чтобы твой обед остыл, правда? Она с достоинством поднялась… идем, сладкая булочка, сейчас всё получишь… и они пошли, нежно взявшись за руки, и он преподнес ей розу, а она положила цветок на ладонь, словно скипетр, и осторожно поднесла его к губам, и аромат его был пленителен, и на лице у нее появилась улыбка, прелестная, как роза, такая мягкая, такая трепетная, и «Птенчик» вновь вернулся, заиграв, и она опустила розу на атласную подушечку, быстро освободила тело от одежды… Ты чего делаешь-то?… и одежда неслышно соскользнула к ее ногам… тебе ж надо только отсосать. На, сладкая булочка, бери, и смотри, не кусайся, ха-ха… Роза. Роза! Нет. Это всё Гарри. Не вернуть! Все вернуть. ВЕРНУТЬ, ВЕРНУТЬ!!! Ах, Винни, Винни, любовь моя, любовь моя… Хватит чушь молоть, чувак, соси давай! (любовь моя, любимый) Он стряхнул пепел, рассмеялся и отхлебнул глоток джина. А стонать он будет? Заставь его стонать, — она расстегнула его ремень, спустила брюки и погладила его потную задницу, а он схватил ее за уши и рассмеялся, и она нежно провела пальцами по напрягшимся мускулам его бедер (давай, браток, давай!), пощупала волосы на заднице… это ощущение, ощущение… нет. НЕТ. О БОЖЕ, НЕТ!!! Это просто постель так пахнет… Поосторожней с яйцами, черт побери!.. так пахнет Гарри. Гарри. Это не дерьмо. Ну пожалуйста, пусть будет так. Он не ебал ее. Пусть это будет не дерьмо… ощущение, вкус, запах… ЗАПАХ! Винни поднял с пола комбинацию. Ты молодчина, Жоржи, — погладив стоявшего на коленях гомика по голове. — Можешь расслабляться со мной в любое время. Жаль, ты не сидел со мной в тюряге. Мы могли бы славно поразвлечься. Она подняла голову, посмотрела на него и улыбнулась. Винни! Он заглянул ей в глаза, наклонился и нежно потрепал ее по щеке. Пошли, Жоржи, выпьем.

Она сидела среди своей одежды и смотрела, как он уходит. Почему он не поцеловал меня? Если бы только он позволил мне его поцеловать! Она взглянула на свои слаксы, на маленькую дырочку в штанине, и провела кончиками пальцев по корке на ноге. «Танцуй, балерина, танцуй». Мечты? Сейчас? Когда? Когда? Он был моим. Все-таки он мой. Он не ебал ее. Запах, ощущение, вкус… Все это было на кровати. После Гарри. Все правильно. Это прекрасно. Все вышло так, как я хотела. Это же… это… он был моим… Винни! Еще разок! Она попыталась соскрести корку с раны, подцепив краешек ногтем, но лишь отковыряла крошечный кусочек; нащупала противный гной и попробовала содрать корку одним резким движением… но рука не слушалась. Рана болела. Ныла… Она закрыла рану ладонью, достала из ящика комода шприц-тюбик, нашла вену на руке, потом снова приложила ладонь к ноге. Всё это было только что. Сейчас. Не вчера и не завтра… но настанет завтра и появятся мечты… они сбылись… сбылись… нет, этого не было… это был Гарри. У Винни есть я. В любое время… да, в любое время… Но Рози — это совсем другое дело… это не одно и то же… Она взяла еще один шприц-тюбик, с минуту повертела его в руках, вмазалась в вену на ноге, потом положила его на кровать и опрометью выбежала из квартиры. Все смотрели, как она убегает, а Камилла спросила, куда это она. А, у нее, наверно, так бешено зудит либидо, что она решила три раза пробежаться вокруг дома. Ага. Она жалеет, что ее не оприходовали.

Дверь с шумом захлопнулась, и она прислонилась к балясине перил, постояв, пока не утихла тошнота, потом спотыкаясь спустилась по лестнице (за ней наблюдала Тони) и вышла на улицу. Ярко светило жаркое солнце, и ее хлестал и обжигал свет, отражавшийся от окон, лобовых стекол и капотов машин, от жестяных указателей, от пуговиц на рубашках, от валявшихся на улице бутылочных крышечек и полосок бумаги. Нутро у нее горело, и она то и дело натыкалась на машины на стоянке, но все же передвигалась, передвигалась, а всё вокруг делалось ярче, белее, горячее. Она ухватилась за перила и спустилась по лестнице в подземку, в замечательную темную подземку. Народу очень мало. Рядом никого. Она скрестила руки на груди и положила голову на спинку переднего сиденья. Прохлада. Так прохладней, да, так прохладней, а в голове приятное тепло, Винни еще будет ей принадлежать, и в следующий раз, когда-нибудь, он ее поцелует. И они уйдут вдвоем. Пойдут в кино и там возьмутся за руки или погуляют, и он даст ей прикурить… да, заслонит спичку ладонями, в уголке рта у него будет торчать сигарета, и я прижму ладони к его рукам, а он задует спичку и выбросит ее… но нам не обязательно идти на танцы. Я знаю, он не любит танцевать. Я надену модное ситцевое платье. Что-нибудь простенькое. Что-нибудь нарядное и ловко сидящее. Винни? Это все-таки был Гарри… Нет. Нет, мне не придется ходить в бабском наряде. Плевать, пускай все думают что хотят — ведь мы будем любить… Любить. И будем любимы. И я буду любима. И «Птенчик» заиграет пронзительную мелодию любви, и мы взлетим… Ох уж эта гнусная стерва! В бабском наряде я гораздо убедительнее изображаю женщину, чем Ли. Она на Чаплина похожа. А я буду танцевать, как Мелисса. Эх, была бы я чуть пониже ростом! Здорово мы вывели мисс Ли на чистую воду, правда, Винсент?.. (Жоржетта, пританцовывая и мурлыча песенки, быстро расхаживала по комнате в шелковых трусиках и подбитом ватой лифчике, а на краешке кровати сидел голый клиент, и по его жирному, оплывшему телу струился пот; он трогал шелк, когда Жоржетта проносилась мимо, и теребил свои гениталии, облизываясь, а на губах у него висели слюни; потом она вылезла из трусиков, а он схватил их, спрятал в них лицо, упал со стоном на кровать и распростерся ниц…)… Нет. Нет. Все это сейчас. Завтра. Винни… да, да. Винченти. Винченти д'Аморе. Che gelida mania… да-да. Холодно, о мой любимый! Si me chiamano Mimi… Si, свеча. Мягкий рассеянный свет свечи… а я тебе что-нибудь почитаю, и мы выпьем вина. Нет. Не холодно. Не очень. Просто легкий ветерок с озера. Такой приятный. Тихий. Смотри, ряби на поверхности почти не видно. И ивы. Да. Si. Величавые плакучие ивы кланяются, любуясь своим отражением в воде; кивают, говорят нам: да. Да, да, да… О Винченти, обними меня. Покрепче. Винченти. д'Аморе. О soave fanciulla… (Жоржи — мой дружок, он у меня в любое время отсосет за пятицентовик или за)… Озеро. Озеро. И луна… Да… Смотри! Смотри! Видишь, вон там? Лебедь. Ах, какая красивая! Какая невозмутимая! Луна ее сопровождает. Смотри, как освещает ее луна. Ах, какая грация! О да, да, да, люблю, Винни, люблю… Винченти… Смотри! Смотри, она скользит к нам. К нам. Ради нас. Ах, какая белая! Да. Белая. Белее, чем снега на вершинах гор. Снега теперь — всего лишь тени. А она искрится и блестит. Королева птиц. Да. О да, да, виолончели. Сотни виолончелей, и мы заскользим в свете луны, плавно, с пируэтами, приблизимся к КОРОЛЕВЕ ПТИЦ и поцелуем лебединую головку, и кивнем Ивам, и грациозно поклонимся ночи, и они воздадут нам почести… они воздадут нам почести, и Озеро воздаст нам почести, и горы воздадут нам почести, и легкий ветерок, и солнце нежное взойдет, и засияют его лучи, повсюду проникая, и даже ивы чуть приподнимут свои кроны, и снег станет белее, и горы начнут отбрасывать тени, и будет тепло… да, будет тепло… тени останутся, но будет теплым лунный свет («Танцуй, балерина, танцуй») Винни? ? ? будет теплым лунный свет. Скоро потеплеет. Обними меня, Винченти. Люби меня. Просто люби. А как восхитительны на солнце цветущие луга! Залитые ярким светом. Ослепительным и теплым. А высокая трава колышется, и разлучаются травинки, и вспыхивают все цвета, и все вокруг делается красным, фиолетовым, пурпурным, зеленым, белым… да, белым — и золотым, и голубым, и розовым, нежно-розовым, а взгляни на светлячков… словно цветы ночи… о да, да, цветы ночи. Нежные огоньки. Дивные огоньки. Ах, мне так холодно! La commedia e finita. Нет! НЕТ! Винченти! Да, да, родной. Si me chiamano Mimi. Милашка Жоржи, лакомый кусочек. «Птенчик». Слушай, Винни. «Птенчик». О да, родной, конечно. Я люблю тебя. Люблю. О Винни! Винченти. Губы у тебя такие теплые! Д'Аморе. Ах, смотри, как звезды мягко озаряют небо! Да, словно драгоценности. Ах, Винни, мне так холодно! Пойдем погуляем. Sone andati. Да, любовь моя, я его слышу. Да. Он играет мелодию любви. Любви, Винни… мелодию любви… нет, НЕТ! О Боже, нет!!! Винни меня любит. Он любит меня. Этого.