Последний поворот на Бруклин - [10]

Ну пожалуйста пожалуйста прошу… Зачем вы меня мучите? Суки. Грязные суки. Ну выпустите меня. Пусть кто-нибудь придет. Я не хочу быть в одиночестве. Ну пожалуйста, пусть что-то принесут! Всё что угодно. Ради всего святого! Мне плохо. ПЛОХО! Не могу я оставаться в этой комнате. В этой грязной комнатенке. Пусть придет Винни. И заберет меня. Винни. О Винни, мой любимый! Забери меня отсюда! Здесь мерзко. Мерзко. А я любила карусель. Мой лакомый кусочек. Винни… (доктор молча заглянул ей в глаза, потом осмотрел ногу. Он промыл рану, осторожно прозондировал ее, Жоржетта застонала, надеясь, что он что-нибудь пропишет, и принялась вертеться на кровати, пытаясь свеситься с края и дотянуться до слаксов, а доктор что-то пробурчал. Мать наблюдала, вся дрожа, а Жоржетта умоляюще смотрела на нее, желая ласки и зашиты, но до слаксов дотянуться не могла. Господи, почему же я никак не дотянусь? Она перестала вертеться и заплакала. Мать погладила ее по голове, а доктор забинтовал ногу, велел Жоржетте несколько дней не снимать повязку и прийти к нему, когда ей станет лучше. Он закрыл свой саквояж (защелкнул. Запер. С шумом запер!), улыбнулся и сказал миссис Хансон, что Джорджу лучше несколько дней не принимать гостей. Та кивнула (Жоржетта медленно наклонилась к краю кровати — когда они направились к двери) и поблагодарила его. Не надо провожать меня, не беспокойтесь. Я сам найду выход)) — даже ни одной таблетки кодеина. Ничегошеньки. Эх, не будь там этого ебаного Гарри… Этого урода. И этих сук паршивых. Двухцентовых блядей. Даже ни одной таблетки нембутала. Хоть одну-то мог бы дать. Вообще-то рана пустяковая. Отлежаться несколько дней — и все дела. Дней. Дней. Дней… ДНЕЙ. ДНЕЙ!!! Стены рухнут. И меня раздавят. Мама! Ну мама! Мама! Дай мне что-нибудь. Пожалуйста. Хоть что-нибудь! Попробуй расслабиться, сынок. Нога скоро заживет. Нога?.. (Не надо! Артур, ради бога, перестань! Перестать? Ты это видишь? Видишь их? Опять эти треклятые колеса. Вот что это такое. Колеса. Короче, миленький мой братец, больше ты их не увидишь! Отдай их мне! Ну отдай! Мама, ну скажи ему, пусть отдаст! Заглохни, а то прикончу! Слышишь? Клянусь, я тебя убью! Все время ревешь. Мамуля то, мамуля сё. Стоит только чуть поцарапаться… Артур! Перестань! Он постоял, дрожа, вцепившись в спинку кровати и глядя, как брат ползает и корчится там, прячась за спиной мамули и ожидая от мамули любви и поцелуев… потом сунул таблетки в карман, резко повернулся, вытащил коробки из недр чулана и вывалил все на пол… Мамуля то, мамуля сё… разрывая в клочья Жоржеттины бабские наряды, ее восхитительные платья и шелка, топча ее туфли… Видишь это, мама? Видишь? Смотри. Смотри, какая мерзость! Ну Артур… Смотри. Нет, ты только ПОСМОТРИ! Мужчины спят с мужчинами. Это же нехорошо, правда? Артур, ну пожалуйста! Ну и как? правда, нехорошо? Правда? ПРАВДА??? Извращенцы. Вот кто они такие. ИЗВРАЩЕНЦЫ!!! Лучше бы ты сдох, Жоржи! Лучше б ты свалил из дома и сдох! Перестань. ПЕРЕСТАНЬ! Ради бога, Артур, перестань! Я больше этого не вынесу. Ну что ж, я тоже. Ты всё это видела. Теперь ты знаешь, кто он такой на самом деле. Выродок. Грязный выродок! Артур, ну пожалуйста, ради меня! Я это знаю. Знаю. Оставь брата в покое. Пожалуйста! Брата???) — О боже, они меня достанут! Они же знают, что я не могу сидеть на голяке. Знают. Век бы их не видеть! Да и смотреть-то не на что. За что? Почему никто мне не поможет? Я не хочу быть в одиночестве. Я этого не вынесу, Ну помогите мне, прошу! У Голди есть хотя бы бенни. Я не могу сидеть на голяке. Все время в одиночестве. О боже, боже, боже… за что? ? ? Мамуля! Мамуля! О боже, мне что-то нужно. Эти противные клиенты! Все время? Я не хочу быть натуралом. Мне просто что-то нужно. Я сойду о ума. Они держат меня на голяке. На голяке. Почему они хотят меня убить? — а комната почти без тени все сжималась, Жоржетта искала темный уголок, но не было ни одного, лишь полутень там, где дверь чулана частично закрывала доступ свету из большой комнаты. Жоржетта закричала… оглядела комнату. Взглянула на кровать. Приподнялась и снова закричала… потом медленно свесила ноги и осторожно коснулась ими пола… встала… доковыляла до двери и посмотрела на мать, спящую в кресле. Оделась, взяла из материной сумочки деньги и ушла. Выйдя не крыльцо, она вдруг поняла, что не знает ни который час, ни какой сегодня день. Но солнце уже село. Опираясь о машины на стоянке, она с трудом добрела до угла и остановила такси, молясь, чтобы Голди была дома. Потом назвала водителю адрес и подумала о квартире Голди и о бенни.

Когда она добралась до Голди, одна из девочек помогла ей подняться по лестнице и дойти до кресла. Она попросила, чтобы кто-нибудь закурил ей сигарету, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, позволив руке и телу задрожать, с трудом вытянула ногу и застонала. Девочки, сгрудившись вокруг, задавали вопросы, удивлялись, восторгались зрелищем и бурно радовались нежданному нарушению однообразия — однообразия последних нескольких дней, которое осточертело им даже с бенни и травой и вынуждало их сидеть, просто сидеть, скулить по поводу жары, точно усталые клиенты, вспоминать о взбучках, полученных от хулиганов, и о пристальных взглядах натуралов. А Жоржетта кривила лицо от боли, хоть и не слишком заметно, и они удивлялись и восторгались. Голди дала ей полдюжины бении, она поспешно проглотила их, запила горячим кофе — и сидела молча… пытаясь сосредоточиться на действии бенни (и позабыть о своей комнате и о прошедших нескольких днях); не желая дожидаться, когда бенни растворится, абсорбируется кровью и растечется по организму; желая, чтобы