Последний полёт - [6]

Когда Быков очнулся, первое, что он увидел на пульте – не горел квадратик индикатора надпространства. «Пик Криксона», – понял он. Это не вызвало в нём взрыва радостных эмоций. С трудом поднявшись с кресла, превозмогая боль в середине черепа и в позвоночнике, он побрёл как можно скорее в каюту Клинового.

Старик лежал на диване, хрипел, растирал левую сторону груди.

– Ч-что же это, Андрюша? Неуж-жели твой пик? – с трудом выговорил он. Левая рука его дрожала. Он опирался ею о край дивана, силясь подняться.

Быков непослушными пальцами открывал дверцу аптечки. Та не поддавалась. Вырвав дверцу, он выгреб из аптечки горсть таблеток в ярких упаковках. Выбрал нужные, дал Клиновому и проглотил сам.

Шатаясь, лязгая суставами, побрёл обратно в рубку. Долго не возвращался. Потом Клиновой, как бы издалека, услышал его доклад:

– Системы корабля работают нормально, товарищ инструктор.

И, по неуставному:

– Наружные приборы показывают сущую ерунду, Николай Антонович!

Потом сидели, откинувшись на диване, с полчаса. Боль в суставах и позвоночнике постепенно утихла, хотя в не проходило ощущение, будто мозг всё время распухает и вот-вот лопнет череп. Но потом прошло и это.

– Пойдём в рубку, Андрей. Да ты не помогай мне, я сам могу идти.

На обзорном экране Клиновой и Быков увидели воистину великолепное зрелище. Их корабль двигался над гигантским диском по орбите, наклонной к плоскости этого диска. В центре диска, затуманенный газопылевым облаком краснел большой шар-солнце. Оно пробивало свои лучи сквозь множество колец диска, а те, в свою очередь, преобразуя, отражая и усиливая его свет, да что свет – каждый лучик, каждый фотон, светились всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками цветов, от мрачнокрасного до самого чистобирюзового. Казалось, что эти кольца без устали играют лучами своего светила, перебрасывая горсти фотонов друг другу. Вот по диску пробежала золотая змея, рождая на каждом кольце фиолетовые искры; потом чёрные как аспид спицы связали все кольца в единое колесо, но рассыпались, сменившись красными молниями.

Ближний край диска был невидим за рамкой экрана. Противоположный край простирался далеко в космос. Отдельные звёзды просвечивали сквозь его туманную дымку на периферии, а далее он терялся среди крошева неведомых звёзд.

В диске выделялись два пояса астероидов. Среди бесформенных мелких обломков можно было заметить довольно крупные, более похожие на маленькие планеты. Их крошечные серебристые серпики и диски вдруг вспыхивали, участвуя в общей игре света и цвета, как нечаянно брошенные на звёздные тропинки кристаллы драгоценных камней.

– Воооо, – шёпотом произнёс Быков. От восхищения он не мог найти слов.

Клиновой молчал. Он был слишком умудрён опытом, чтобы, как девица, восхищаться вслух. Но по выражению его лица можно было заметить, что и его воображение поражено великолепием открывшейся картины. Такого он тоже не видел. Вселенная как будто на прощание подарила старому космопроходцу одну из своих жемчужин.

– Уж если мы попали сюда, Андрей, – вывел из созерцательного состояния Клиновой Быкова, – то надо посмотреть, что это за кольца и что это там за планетки.

– Вы видели что-нибудь подобное, Антонович?

– Диски есть у многих планет-гигантов и также у звёзд, но такого мощного я не видел. Мне особенно нравится вон та планетка между зелёным и красным кольцами, она крупнее остальных.

Корабль КПК-8 сошёл со своей орбиты и начал приближаться к диску. Кольца диска по мере приближения к ним дробились на ещё более узкие. Стали видны на экране отдельные глыбы камня и льда. Приборы показали, что пространство между ними заполнено газопылевой смесью.

Намеченная планетка приближалась. Быков сделал максимальное увеличение, и она занимала уже треть экрана. Её диаметр был 2.200 километров. Вокруг неё вращался газопылевой тор, и целый рой астероидов.

– Ложимся на орбиту, курсант. Задай параметры так, чтобы мы были над тором с наклоном орбиты в пять градусов между звездой и планетой.

– Есть, товарищ инструктор.

– Запускай зонд.

На экране появился зонд – цилиндр, увенчанный шаром с веером- антенной. Он плавно отошёл на некоторое расстояние, выбросил сноп излучения – это включился его маршевый двигатель, и устремился к планете. Теперь земляне могли видеть при помощи объективов зонда.

Газопылевой тор вокруг планеты отливал серебром. По мере приближения он расплывался, становился туманным. Внутри него тоже плавало множество астероидов.

Быков включил второй, маленький экран. На первом экране можно было видеть всю картину в целом; на втором детали этой картины.

Серая поверхность планеты, изрытая бороздами и кратерами, изобиловала пятнами, хорошо отражающими свет. Вероятно, это был лёд. Таких планет во Вселенной множество и особого впечатления она не производила.

Зонд приближался к тору. На малом экране была видна часть его в виде нескольких клоков тумана. Быков навёл один из объективов зонда на крупный астероид и дал максимальное увеличение.

То, что они увидели на экране уступало по красоте и великолепию той картине, что они видели три часа назад, и у какого-нибудь эстета вызвало бы не более, чем чувство омерзения. Огромный астероид, сквозь газопылевое облако, окружающее его , казался мохнатым. Потом стали видны какие-то лохмотья, канаты, извивающиеся как змеи верёвки. Всё это окутывало гигантскую глыбу камня, медленно шевелилось, извивалось, влажно поблёскивало, вытягивалось в разные стороны. По мере приближения стали заметны какие-то мешочки, которые медленно перемещались среди этих живых верёвок; не ползали по ним, а именно перемещались в пространстве между ними. Мешочки иногда вытягивали щупальца и присасывались к канатам, затем отваливались и медленно падали на поверхность астероида, окутанную такими же верёвками.