Последний полет Голубой Пчелы - [9]

- Может быть… нам лучше поговорить об этом в отделении «скорой помощи»? - пролепетала Конфетка. - Я вам верю, конечно, но все-таки…

- Позвольте мне призвать Пчелиное Крыло, - кивнул Голубая Пчела. Он встал, прошел дюжину ярдов вдоль ограждения и оперся на перила, переводя дух. А выпрямившись, издал заливистый свист и высоко поднял руку. Так он молчаливо и неподвижно простоял несколько долгих секунд, а потом опять откашлялся и произнес, не оборачиваясь:

- Клянусь, это была не моя вина.

- Что?.. - тупо переспросила Конфетка.

- Что Жало остался в тюрьме. Это… просто случайность. Ну, то есть… Ладно, я расскажу.

Голубая Пчела наконец опустил руку и повернулся к ней лицом, утирая кровь с подбородка.

- В то время я был женат, - сказал он. - И после этого фиаско с мистером Мозгом моя благоверная супруга… В общем, она ухитрилась запихнуть меня в сумасшедший дом, а там… Они подвергли меня электрошоковой терапии! Моя прежняя жизнь - или наибольшая ее часть, по крайней мере - потеряна навсегда. А тогда, в то время, я совсем не помнил, что произошло. Просто ничего не помнил.

- Господи… - произнесла Конфетка. - Мне правда, правда очень-очень жаль.

- Роберт!!!

Этот вопль раздался на фоне стремительно возрастающего, ужасающего гудения миллионов разгневанных пчел. И внезапно Жало вознесся над ограждением площадки, стоя на вершине чудовищно плотной, черной с золотом колонны из насекомых.

- Нет, ты никуда не уйдешь от меня, Роберт! - вскричал он. - Ведь я задолжал тебе сорок лет ненависти! Целых сорок лет унижений. Сорок лет предательства! Четыре десятка лет!!!

С этими словами Жало резко выбросил вперед руки - и два черных кулака, сплотившиеся из пчел, дружно врезали Голубой Пчеле в живот и под ложечку. Старик упал на колени, а пчелы рассыпались, окружая его голову, покрывая маской лицо. Сверху из темного неба молниеносно вылетали, будто крошечные пули, другие разъяренные пчелы, формируя шевелящийся живой глобус, быстро выросший до размера тыквы. Голубая Пчела повалился на бетон, его придушенные крики были еле слышны сквозь грозное жужжание.

- Я знаю, что у тебя иммунитет к пчелиному яду, - сказал Жало.

- Поэтому я задушу тебя. Мои пчелы набьются в твои легкие, горло, рот и нос. Это будет медленно и очень-очень болезненно… Почти как сорок лет в тюрьме!

Конфетка взглянула на бутылочку феромона у своих ног. Склянка оставалась наполовину полной. Эта штука точно должна сработать, решила девушка, ведь ни одна пчела сюда не прилетела. Несмотря на резкую боль в области сломанных ребер, она сумела встать на ноги, подтягиваясь за стальные прутья. А затем, пошатываясь, поплелась к Голубой Пчеле, по пути свинчивая с бутылочки распылитель. План Конфетки состоял в том, чтобы сразу выплеснуть на старика все содержимое, но оказалось, что этого вовсе не нужно. Как только она достаточно приблизилась, пчелиный ком моментально рассыпался, будто бы его смахнула огромная незримая рука. И когда она добрела до Голубой Пчелы, ни одного живого насекомого на нем уже не осталось.

Все лицо старика обросло ядовитой черной щетиной.

- Надо было уронить тебя, - сказал ей Жало со странной ноткой в голосе.

- Да, - согласилась Конфетка. - Вероятно.

И она швырнула в него бутылочку пчелиного репеллента с такой силой, что изумилась сама, и угодила прямо в аппликацию пчелы с серебряными крыльями.

Черно-золотая колонна взволновалась, пчелы бросились врассыпную из-под его ног, и Жало камнем низринулся с небес.

Он кричал что-то, падая с высоты в сотню этажей, то ли проклиная, то ли оправдываясь, то ли посылая прощальные слова человеку, изменившему всю жизнь Мика Пейтона. Но никто ничего не услышал за гудением беспорядочно кружащего роя.

- Ты как, в порядке? - спросила Конфетка. Силы оставили ее, и она вяло опустилась на бетон подле Голубой Пчелы.

- Не на этот раз, - откликнулся старик, судорожно хватая губами воздух, и попытался улыбнуться. Он сплюнул кровью, потом еще раз

- и выплюнул окровавленную пчелу.

- Яд мне не страшен, - просипел он, - но пчелы изжалили меня изнутри. Мои бронхи и легкие забиты. Это старое тело, оно не способно справиться с такой обширной травмой. Это я говорю тебе как врач…

- Боже мой, вот это смерть, - прошептал он после долгой паузы.

У Конфетки все плыло и кружилось перед глазами, но она старалась удержать ускользающее сознание. Она не поняла, что означали эти последние слова… восторг? сожаление?

Неотвратимо погружаясь в темноту, она успела еще увидеть, как распахнулись все двери, ведущие снизу на верхнюю площадку Эмпайр Стейт Билдинг, и цвет полиции Нью-Йорка бурным потоком хлынул на сцену преступления.

Конфетка очнулась в госпитале через три дня, чувствуя себя гораздо лучше и сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Ее родители все время дежурили возле нее. Они рассказали Конфетке, что ее привезли сюда в глубокой коме, и это настоящее чудо, просто невероятно, что она осталась жива.

Возможно, так оно и было на самом деле.

Кошмарные события той ночи странным образом изменили ее, трансформировали. Растерянная юная дурочка без денег и надежд исчезла без следа, ее больше не существовало. Конфетка ощущала себя совсем другой, заново рожденной личностью.