Последний поезд в Москву - [9]
Под старость мама часто вспоминала о своей матери и редко – о братьях и сестрах. Уже в очень преклонном возрасте она однажды призналась, что простила отца, поскольку тот не мог поступить иначе. Он был пленником своей веры. Мне же часто приходит на ум, что отец и дочь во многом друг друга стоили: оба имели сильный и неуступчивый характер.
Когда маме было уже за 90, я привез к ней в гости племянника, Бена Грасса. Зрение у нее к тому времени ослабело, но все же она разглядела Бена из-за затемненных очков и тут же перешла к делу – спросила по-шведски: “Бен, ты женился на христианке? И как к этому отнеслась твоя мать? Это же все равно что плевать в собственный стакан”. При этом мама, разумеется, знала, что жена Бена перешла в иудаизм и воспитывала их троих детей в еврейской вере. Бен, в прошлом исполнительный директор крупного предприятия, как мальчишка сидел на краешке стула и со всем соглашался. Этот визит был важен, поскольку Бен желал примирения. Своим приходом к тетке он подтвердил это.
Семья матери одобряла Бруно до тех пор, пока он был лишь приятелем братьев. Но как только он стал интересоваться дочерью (“моей умнейшей и прекраснейшей дочерью”), как повторял в ужасе Мейер, он сразу превратился во врага. Мейер утверждал в суде, что даже не знаком с Бруно.
Интересно также, что только один из близнецов, Абрам, а также сестра, Рико, проявили агрессию. Следователи, конечно, упоминают в своих записях обоих близнецов, однако Мозес, согласно судебным протоколам, оставался безучастным. Фейго, впрочем, в своем заявлении упоминает о давлении со стороны обоих братьев – то есть близнецов, поскольку младший из братьев, Якоб, в бумагах ни разу не упоминается.
По данным архива Союза тяжелоатлетов Финляндии, осенью 1937-го Мозес Токациер занимал должность фининспектора союза. На октябрьском собрании решено было попросить его проверить также счета за следующий год. На том же собрании союз одобрил в качестве одного из новых членов еврейскую “Маккаби”, состоящую из 40 участников. Самыми видными спортсменами команды были Якоб и Мозес Токациеры. Оба брата продолжили карьеру в тяжелой атлетике и после замужества сестры.
Якоб Токациер в 1941-м завоевал первенство на чемпионате стран Северной Европы, став первым победителем из Финляндии в тяжелой атлетике. Второй из братьев, спринтер Абрам Токациер, также оставил след в спортивной истории Финляндии. На соревновании, посвященном открытию Олимпийского стадиона в Хельсинки весной 1938-го, судьи присудили ему четвертое место, хотя камера на финише зафиксировала его абсолютную победу в беге на юо метров. Писатель Чёль Весте снова привлек к этому событию внимание общественности в 2013 году в своей книге “Иллюзия 38”. Хотя “Хельсингин Саномат” на следующий же день опубликовала снимок, сделанный камерой, решение судей не было отменено. Благодаря шуму, поднявшемуся после книги Весте, Спортивный союз Финляндии в 2013 году пересмотрел дело и опротестовал старое решение. Это, вероятно, единственное событие подобного рода в истории спорта. Оно также является ярким примером антисемитизма, царившего в Финляндии в 1930-е годы. Абрам не хотел допустить брака своей сестры и христианина, а через восемь месяцев Абраму не позволили победить христианина на беговой дорожке.
Разрыв Фейго с семьей был подобен убийству чести, хотя до настоящего убийства, несмотря на угрозы, не дошло. Семья объявила Фейго умершей и полностью исключила из своей жизни.
На самом деле брак еврейской девушки с иноверцем не был чем-то исключительным, скорее наоборот, это была обычная история, и все ее участники твердо знали, как в таком случае следует поступать. В обжаловании, адресованном Верховному суду осенью 1940-го, Мейер полагает, что брак, заключенный его дочерью с христианином, навлекает на него позор, выставляет его в максимально дурном свете и является ошибкой. Исходя из того, что я слышал, Мейер признал бы моего отца, “если бы он даже был дворником, главное – евреем”.
Брак еврейки с неевреем означает с точки зрения ортодоксального иудаизма “необратимую утрату неприкосновенности и святости”. Это также ведет к отлучению от религии, разрыву связей и символической смерти[35].
Заявление Мейера и в особенности предъявленное дочери обвинение в том, что она опозорила отца, – это практически слово в слово жалоба главного героя “Скрипача на крыше”, Тевье-молочника. Его дочь Хава также вышла замуж за христианина, но в отличие от Фейго попыталась вернуться к отцу. Когда ее сестра просит у отца снисхождения к ней, отец произносит: “А боль, которая по сей день сжимает мне сердце, когда я вспоминаю, что она с нами сделала, на кого нас променяла!”[36]
“Тевье-молочник” Шолом-Алейхема известен в основном благодаря бродвейскому мюзиклу “Скрипач на крыше”, в котором сюжет подвергся изменениям и стал более оптимистичным. Написанная же на идиш книга замечательно свидетельствует о трагическом моменте из жизни штетла, еврейского местечка в дореволюционной России. Одна из дочерей Тевье вышла замуж за революционера, вторая – за бедного портняжку, третья увлеклась донжуаном, забеременела и покончила с собой, четвертая отдалась спекулянту, который, потеряв все, уехал в Америку. Пятая же дочь, Хава, вышла замуж за русского, то есть христианина, и именно от нее отрекся отец. Семья отсидела предписанную традицией шиву – семь дней скорбела по живому ребенку.
