Последний поезд в Москву - [37]

Лена хорошо запомнила встречу в отеле “Астория”. Братья говорили между собой на идиш. Якоб заметно нервничал, в остальном же встреча прошла относительно спокойно. Говорили о чем хотели.

“Астория” была гостиницей номер один, ею пользовались иностранцы и советская элита. Простые граждане сюда не заглядывали.

Лена обратила внимание на религиозность Мейера – он молился в номере отеля в присутствии остальных.

Мой кузен Гил ель Токациер рассказывал, что седой Якоб, “похудевшая копия Мейера”, навещал брата в Хельсинки. Якоб также звонил Гилелю после смерти Мейера в 1966-м.

Мешугене-ленд

Условия жизни в Риге, родном городе Маши и Йозефа, были самыми благоприятными в Советском Союзе. За тремя прибалтийскими республиками прочно закрепилось звание “советского Запада”, и именно такое впечатление они производили на приезжих, в том числе на москвичей и ленинградцев. В Прибалтике было лучше с продуктами, тогда как на остальной территории Союза испытывался постоянный дефицит. Знаковым напитком и гордостью Прибалтики был кофе – его пили повсюду.

Решение Сталина предоставить загнанным в колхозы прибалтийским крестьянам паспорта было заметной поблажкой, подчеркивавшей особое положение этих трех республик. Сельское хозяйство в Советском Союзе уничтожила насильственная коллективизация. Производительность же прибалтийского сельского хозяйства была изначально выше по сравнению с остальными субъектами страны. В связи с этим Латвия и Эстония за короткое время стали ведущими животноводческими регионами СССР[272].

Уровень образования в Прибалтике был относительно высок. Кроме того, в особенности в Латвии были сильны промышленные традиции, свойственная вообще лютеранскому обществу трудовая дисциплина, имелись важные для индустриализации территорий предприятия, часть которых сохранилась с дореволюционных времен. Индустриализация Советской Латвии была общегосударственным мероприятием, хотя из соображений безопасности “самые передовые направления” размещались все же не в Риге, а в Москве и Ленинграде. Прибалтика считалась уязвимее для западной разведки [273].

Парадокс Латвии заключался в том, что ее сильные стороны оборачивались против нее. Высокий уровень образования и индустриализации привел в страну новую промышленность, а вместе с ней русскоязычную рабочую силу, которая со временем так изменила состав населения Латвии, что, например, Рига до сих пор русскоязычный город. По статистике, 80 % населения Латвии в 1989 году свободно говорило по-русски[274]. То же наблюдение касается Эстонии, однако не Литвы. В сельскохозяйственной Литве заметного притока русскоязычного населения не было. Литве к тому же в отличие от Латвии и Эстонии удалось сохранить руководство Коммунистической партией в своих руках. Латвийское правительство безуспешно пыталось в 1958 году ввести в Риге ограничения на передвижение/проживание – по примеру Москвы, Ленинграда и Киева. Когда руководство Компартии республики в 1959 году потребовало от переезжающих в Латвию русских выучить латышский, Хрущев приехал в Ригу и уволил руководство[275]. К власти пришел Арвид Пельше, впоследствии ставший членом Политбюро ЦК КПСС. Латвийское партийное руководство все советское время чутко прислушивалось к Москве. Вторым пришедшим к власти латышом был Борис Пуго [276], родившийся до войны в Калинине (Тверь).

Изменение состава населения в Прибалтике после войны было, если не брать в расчет Литву, статистически заметным. Эстония в 1945 году была еще вполне эстонской (94 %), притом что соответствующий процент в Латвии был 80. Во время проведенной СССР первой послевоенной переписи населения в 1959 году цифры значительно изменились: в Эстонии 75 %, в Латвии – менее 62. К 1970 году процент коренного населения стал еще меньше: 68 – в Эстонии и 57 – в Латвии. На 1989 год соотношение было следующим: 60 % в Эстонии и 53 – в Латвии. В Литве соответствующий процент был равен 80.

Национальными меньшинствами в Литве традиционно были поляки и евреи. Поляки жили в первую очередь в Вильнюсе. Город также был в свое время известен как центр еврейства, Северный Иерусалим.

Прибалтика стала излюбленным местом отдыха советской интеллигенции, массовый туризм туда не стремился. Уровень услуг был выше, можно было пить хороший кофе, и народу было меньше, чем на Черном море – в Крыму, Сочи или в Абхазии и Аджарии. Самым популярным было Рижское взморье, пользовались любовью также Пярну, Хаапсалу и Нарва-Иыэсуу в Эстонии и Паланга в Литве.

Маша и Йозеф приспособились к жизни в СССР и изменившейся Латвии. Количество евреев уменьшилось по сравнению с предвоенным временем более чем вдвое. В 1940 году в Латвии жили 95 тысяч евреев. Согласно переписи населения 1959 года, евреев в Латвии стало 37 тысяч. Большая часть приехала впервые после войны. Это подчеркивало различия в бэкграунде и положении в обществе между латвийскими и советскими евреями.

Владевшие русским языком Маша и Йозеф не особенно отличались от остальных новоприбывших. И все же разрыв между латвийскими и советскими евреями существовал, и различия были значительными.

По мнению Зубока, военные годы и последовавший за ними сталинский антисемитизм оставили глубокие раны. Между евреями и остальным обществом разверзлась пропасть