Последний поезд с платформы «Погибель» - [3]

Положение спасла Энн Кингсли, сумевшая сбежать и укрыться от вампиров. Именно с ее помощью Лоусону удалось избежать смерти от солнечного света и переждать день в одном из полуразрушенных особняков, где в темных углах покоились лодки со спящими тварями.

Там, в особняке, раненый, ослабленный и страдающий от солнечного света, который ощущался даже на расстоянии, Лоусон почувствовал, как важна оказалась для него помощь Энн в этой истории. Она сумела спасти ему жизнь этим утром, потому что могла путешествовать днем.

— Я умею стрелять. Я могу сражаться. И хочу отомстить за сестру. Прошу… — сказала тогда решительная девушка, жизнь которой кардинально поменялась за эту ночь. — Ты позволишь мне помочь тебе?

Он путешествовал по ночам, и помощь была ему необходима. Время его утекало сквозь пальцы, и нужно было найти Ла-Руж как можно быстрее…

— Тревор, — Энн словно почувствовала его сомнения. — Ты ведь знаешь, что я нужна тебе.

Лоусон понимал, что не сдастся и в одиночку. Он все равно собирался взорвать Ноктюрн и отправить его в болото вместе со всеми его обитателями, но травмы, полученные в борьбе с Мельхиором, сильно замедляли Тревора и делали почти беспомощным.

Это было тяжелым решением — позволить человеку участвовать в этой борьбе. Тревор знал, чем рискует сам, и знал, какому риску подвергнется Энн Кингсли… но без нее он действительно боялся никогда не найти Ла-Руж, а это значило, что его пытка продлится вечно, и в какой-то момент он станет монстром, которого ненавидел внутри себя. Нет, он не мог продолжать делать все в одиночку, это он тогда отчетливо понял, и ответом его было…

Глава первая

— Да, — сказал он около шести месяцев назад в городе-призраке на болоте в Луизиане после ночи неописуемого ужаса.

Это было ответом на подталкивающую фразу: Тревор, ты же знаешь, что я нужна тебе. И это же было ответом на высказанный ранее вопрос: Ты позволишь мне помочь тебе?

Тревор Лоусон спрашивал себя, не задумывалась ли Энн с тех пор о том, что его положительный ответ был для нее проклятьем… приговором, который увлекал ее за собой в мир Темного Общества? Из этого мира могло не быть возврата без победы, и победа могла быть просто невозможной, потому что на пути к ней вставали голодные твари, алчущие до человеческой крови и готовые разорвать плоть на куски.

Он лишь надеялся, слушая пронзительный голос ветра, от которого в ту ночь буквально содрогалось их с Энн ветхое укрытик, что это будут не его собственные клыки, которые в минуты помутнения сознания могли попросту сомкнуться на ее горле.

Нет! — останавливал он себя, заверяя, что не позволит себе сотворить с нею ничего подобного. И никому другому — не позволит, если сумеет противостоять.

Если.

Опасное слово.

… Они вошли в здание через заднюю дверь. Держась близко друг к другу, они поднялись по лестнице, что вела к двери с матовым стеклом, рядом с которой шипели на стене газовые фонари. Алмазная крошка льда блестела на их шляпах и пальто. Ледяной дождь обрушился сразу с наступлением темноты. Предсказатель погоды в газете “Пчела Омахи” по куриным костям, индейским курительным смесям или телеграфным сообщениям предсказал движение огромного шторма из Канады на восток. Репортер даже усугубил прогноз: “Собирается настоящий монстр среди буранов”, тем самым он обозначил, что ему платят за определенное количество слов в статье.

Это был ранний декабрь 1886-го. И любой простак мог увидеть, что вздутые животы темных облаков, плывущих по небу и весь день скрывающих солнце, вот-вот разродятся снегопадом, который сделает передний край подступающей зимы по-настоящему резким.

Для Тревора Лоусона и Энн Кингсли уже множество подобных дверей было открыто с той жуткой июльской ночи в Луизиане. Любая дверь могла привести в утробу Темного Общества, и Лоусон знал, что они ждут его. Они все еще следили за ним — пусть и тайно, из своих нор, ям, подвалов или руин. Они чувствовали его в потоках ночи, как и он — чувствовал их, когда подбирался достаточно близко. Лоусон знал, что Темное Общество гораздо сильнее развивало свои сверхъестественные вампирские силы, чем он, однако и Тревор с каждой ночью ощущал, как это умение крепнет внутри него. Это была часть “дара”, что был ему дан в новой жизни… одна из множества частей целого, платой за которое являлась его человечность…

Иногда от осознания собственной силы ему хотелось победно смеяться до слез, кроме тех моментов, когда колкая и жестокая боль, пронзающая его в самое сердце, становилась невыносимой. Тогда черные слезы — единственное, на что был способен его чудовищный организм — не имеющие ничего общего с победной радостью, текли по его бледным щекам, превращаясь в прекрасные чернила, коими любой писец Нового Орлеана — города, который Тревор полагал своим домом, — мог бы написать занимательную историю. Это был единственный цвет, кроме света Луны, который навсегда останется с созданием ночи.

Тревор Лоусон писал свою историю. Неделю за неделей, день за днем, час за часом, и это была история великой потери, тяжести, времени, проведенного с любимой семьей и безвозвратно утраченного… это была история молодого юриста, выучившегося в Алабаме, который позже добровольцем отправился на поле боя во время Гражданской Войны. Он чувствовал в то время, что у него есть долг, и хотел с честью послужить своей родине… а вместо этого попал в рабство.