Последний поезд на Ки-Уэст - [3]

Знакомая потрепанная вывеска попадается на глаза, когда я добираюсь до автостоянки возле ресторана Руби.

Близость к вокзалу и паромной пристани манит приезжих, а местных привлекает возможность поглазеть на прибывших и наесться по сходной цене. У Руби все почти идеально, и это видно сразу — обстановка простая, а порции большие. Это такое место, где с порога ясно, куда ты попал, — тут хорошо кормят, а атмосфера — дело десятое.

До середины дня поток посетителей не ослабевает, я перемещаюсь между столиками, спина все время ноет, ребенок давит на позвоночник. Когда выдается свободная минутка, я стою в служебном помещении, привалившись спиной к стене, чтобы уменьшить давление. От запахов из кухни меня мутит, но главная проблема на этом сроке — снизить нагрузку на ноги, остальное почти неважно.

Громко звякает колокольчик — входная дверь с треском открывается, хлипкой деревянной конструкции не под силу тягаться со здоровенным мужиком, который держится за ручку. Головы поворачиваются, шум заглушает звуки кухни и голоса посетителей. Здоровяк, слегка покраснев, протискивается в дверь и аккуратно притворяет ее за собой.

Я наперед знаю, чей столик он займет. Последние несколько месяцев он регулярно объявляется в ресторане, правда, сидит в углу и держится особняком. Мне известно только то, что его зовут Джон, но и это он сообщил с большой неохотой.

— А вот и твой любимый посетитель, — подмигивает мне из кухни Руби, вытирая руки о фартук. Таких работодателей, как она и ее муж, еще поискать. Учитывая, какие сейчас трудные времена, они платят хорошо и имеют привычку присматривать за персоналом из кухни. Если посетитель ведет себя слишком развязно или буйно, Руби и Макс всегда готовы вмешаться. Общительной ее не назовешь, она предпочитает заниматься стряпней, а приветливость и услужливость оставлять официанткам, нам с Сэнди, однако за эти годы она стала мне больше чем просто начальником — пожалуй, ее можно назвать подругой.

— Должно быть, была получка — в эти выходные народ валом валит. Он, судя по виду, проголодался, — добавляет она.

— У него всегда голодный вид, — возражаю я, предпочитая не замечать веселых ноток в ее голосе и озорного блеска в глазах.

— А забавно, что он всегда ест здесь, — говорит, растягивая слова, Руби. — С чего бы это?

— Наверное, из-за лаймового пирога, — ровным тоном говорю я. — Все знают, что у тебя лучший лаймовый пирог в Ки-Уэст.

Лаймовый пирог популярен не только потому, что заведение Руби — лучшее в городе. Просто людям надо есть, и пирог — одно из самых дешевых блюд в меню.

— Не сомневаюсь, он здесь именно из-за лаймового пирога, — улыбается Руби.

Джон всегда ведет себя вежливо и немногословно, но по его виду сразу становится ясно, что он много чего повидал на своем веку и война для него далеко не окончена. У меня нет причин нервничать в его присутствии — он всегда оставляет на чай больше многих и никогда не дает поводов для беспокойства, но чем-то он так напоминает Тома, что у меня невольно перехватывает дыхание, когда я нахожусь рядом с ним.

Когда я ставлю заказ ему на стол, мне кажется, что на его месте сидит другой человек — такой же огромный и сильный, способный причинить боль, и я постоянно жду, когда его мясистая лапа схватит меня за запястье, опрокинет тарелку с едой, потому что она недостаточно горячая, швырнет ее в меня, потому что ему надоело изо дня в день есть одно и то же, а я знать не знаю, как тяжело ему приходится, каково бывает там, в море, и не ценю пропитание, которое он добывает для меня, когда у многих почти ничего нет, когда люди голодают, и как я могу быть такой неблагодарной, такой…

И тут до меня доходит, что я не в маленьком домике среди мангровых зарослей, где таятся всевозможные опасности, а в ресторанчике у Руби, и я снова обретаю дыхание.

— Ты в порядке? — спрашивает Руби.

Я вздрагиваю.

— Да.

— Если ты дохаживаешь последние дни и тебе тяжело обслуживать, мы поймем. Я могу больше помогать или, возможно, Макс подсобит.

Хорошо, что меня не уволили, когда живот стал заметен. Остаться без работы, особенно для женщины в моем положении, которую никто не наймет, — непозволительная роскошь.

— Все отлично, спасибо. Кроме того, что у нас нет денег.

Сейчас нам двоим едва хватает, и я как-то не подумала над тем, как мы будем выживать втроем. Но что толку беспокоиться? Сколько ни переживай, а жизнь идет своим чередом, и самонадеянно считать, что кому-нибудь есть дело до нашего мнения.

Я усталым шагом тащусь к столику пришедшего, по пути доливая кофе одному-двум клиентам, — по возможности оттягиваю встречу.

Снова подступает тошнота, и я пошатываюсь.

— Может, присядете?

Моему удивлению нет предела.

До сих пор, помимо имени, я слышала от Джона только детали заказа, точно Господь Бог выдал ему определенное количество слов на день и на момент посещения ресторана он уже потратил свою квоту.

Это крупный мужчина с толстой шеей, широкоплечий и очень-очень высокий. Тело выпирает из-под его поношенной белой рубашки и потрепанного комбинезона, столовые приборы в сравнении с большими руками кажутся крохотными, но его манеры за столом разительно контрастируют с грубоватой внешностью.