Последний Петербург - [3]

Оставалась возможность достаточно хорошо оплаченной частной службы. В декабре 1916 года в Петрограде открылся Нидерландский банк для Русской Торговли, и учредительное собрание акционеров избрало его председателем совета акционеров банка. Перед ним открыл свои двери также Русский Торгово-Промышленный банк — тут Иван Иванович стал членом правления. Притом он еще был акционером петроградской промышленной мануфактуры «Треугольник».

До Петрограда докатывались грозные вести о поражениях на фронте, становилась явной небоеспособность армии.

Революцию 1917 года Иван Тхоржевский ощутил как бездну, причем роковой рубеж увидел в отречении царя. Николай II отрекся в пользу брата Михаила, а Михаил отказался принять корону, и, таким образом, в династии Романовых не нашлось человека, способного удержать власть в самый критический момент.

Иван Тхоржевский был убежден, что в России монархия воплощает в себе вековые устои, освященные исторической традицией. В недавние годы оказавшись в числе непосредственных помощников Витте, а затем Столыпина и Кривошеина, он уверовал в возможность радикальной реформы в рамках монархической авторитарной системы и считал, что в России крах этой системы может породить только хаос (именно это и произошло!).

К Временному правительству он отнесся с недоверием и раздражением, а к Октябрьской революции — прямо враждебно. Поэтому в конце 1917 года, когда по инициативе Кривошеина возникла в Петрограде тайная монархическая организация (преобразованная затем в Правый центр), Тхоржевский немедленно к ней примкнул. В его квартире на Сергиевской происходили первые собрания этой организации…

Не знаю, как он прожил в Петрограде до лета 1919 года, когда выехал тайно в Гельсингфорс. Из Гельсингфорса вел переписку с Кривошеиным — слал письма в Екатеринодар, на территорию, занятую белой армией. Не раз отправлялся на пароходе в Ревель для переговоров с представителями Северо-Западного правительства (при генерале Юдениче). Тхоржевский стал одним из инициаторов создания в Финляндии русского «Общества для борьбы с большевизмом» и 8 октября произнес программную речь на первом собрании этого общества. Там же, в Гельсингфорсе, он принял участие в издании газеты «Русская жизнь» (с января 1920 переименованной в «Новую русскую жизнь»).

К зиме удалось ему вывезти семью из Петрограда — ночью, с двумя проводниками, жена и дети перешли финскую границу.

Вскоре Тхоржевский отправился в Париж. Там — видимо, уже в конце лета — получил письмо от Кривошеина, который предлагал ему незамедлительно прибыть в Крым. Дело в том, что генерал Врангель предложил Кривошеину возглавить белое правительство в Крыму, и новый премьер-министр предлагал своему испытанному сотруднику стать управляющим делами нового Совета министров. С паспортом, выданным российским посольством в Париже, Тхоржевский в сентябре добрался на поезде до Константинополя, оттуда — на пароходе — в Крым.

Но для армии Врангеля дни уже были сочтены.

В конце сентября и в начале октября в Севастополе состоялось финансово-экономическое совещание, на последнем заседании которого генерал Врангель поблагодарил участников за их помощь правительству Юга России и выразил уверенность, что по отъезде за границу все они будут помогать «русскому национальному делу».

Иван Тхоржевский был одним из участников этого совещания. Вероятно, не одного его удручала бесплодность прошедших дебатов. Он сочинил тогда — не для печати — язвительное и горькое стихотворение «Крымский съезд» («Явились; много острого сбрехнули языком; но Крым из полуострова не стал материком». Остальные стихотворные строчки — в том же духе).

Последнее белое правительство 1 ноября 1920 года (по новому стилю) собралось в последний раз. 12 ноября должна была начаться эвакуация Крыма — погрузка воинских частей на корабли.

Врангель отправлял Кривошеина в Константинополь первым — подготовить встречу белой армии на берегах Босфора.

Годы спустя Иван Тхоржевский вспоминал почти с содроганием: «Как забыть эти сухие севастопольские морозы с ледяным ветром…» Вечером 10 ноября покидали Крым Кривошеин, его сын Игорь, редактор врангелевской газеты «Великая Россия» Чебышев и управляющий делами правительства Тхоржевский. Вчетвером выехали в автомобиле на Графскую пристань, чтобы ровно в полночь подняться на борт английского адмиральского крейсера «Кентавр».

«На Графской пристани катера главнокомандующего не оказалось, — вспоминает Чебышев. — Сели во французскую моторную лодку, поддерживавшую связь с другой стороной бухты. Исколесили всю бухту, но „Кентавра“ не нашли. Француз-офицер уверял, что „Кентавр“ ушел днем.

Вернулись на Графскую пристань. Игорь Кривошеин пошел во дворец за разъяснением. Оказалось, что катер ждет нас на Минной пристани. Катер, действительно, там нас ждал. Отвалили. До полуночи оставалось всего четверть часа.

„Кентавр“ стоял в Стрелецкой бухте… Катер шел полным ходом. Из трубы вырывались искры и пламя. Бухта и берега были погружены во мрак.

Вдруг вырисовался в темноте крейсер, сиявший электрическими огнями…

У трапа Кривошеина встретил адмирал со штабом. Нас провели к адмиралу в салон, где горел огонь в печке-камине. Когда мы уселись в мягкие кресла и протянули ноги к огню — нервы стали разматываться и приходить в норму. Кривошеин спал на диване одетый. Мы с Тхоржевским — в креслах, я сразу заснул. Ночью проснулся. Крейсер шел. Мы оставили Россию, на этот раз надолго».