Последний остров - [76]
Жултайка разворачивает трактор, и однолемешный плуг вспарывает стянутую узлами корней землю уже там, где ребята только что выкорчевали пень. Тракторист оглядывается на товарищей и деловито кричит:
— Молодцы, огольцы! Аленка, не отставай!
А тучи ползли над лесом, закрывая тяжелой синевой горизонт, их холодное дыхание раскачивало деревья, срывало последние листья с полураздетых берез.
— Успеть бы, — озабоченно нахмурился молодой лесник, поглядывая на потемневшее небо. — Все ведреная погода стояла, а тут на тебе, как назло.
— Успеем, — хохотнул Егорка, настроение у него было отличное. — Жултайке тут и осталось-то борозды три, не больше.
Ребята собрали нехитрый инструмент: лагу, цепь, топоры. Напились горьковатой, настоянной прелыми листьями воды из мочажинки и умылись.
Мишка еще раз оглядел бывшую гарь, с облегчением вздохнул, присел на меже.
— Ну вот, Егорка, и заложили мы с тобой наш первый лесной питомник. Соображаешь?
— А то! Батьки вернуться с войны, вот диву дадутся!
— Это само собой. А тут другое соображение… Кто мы были с тобой до войны? Так себе. Жили как трава или мураши, всему радовались да и только. А теперь что получается?
— А чево теперь? Мы и теперь радуемся.
— Вот балда. Мы ж работаем. Чего тут раньше было. Пеньки обгорелые торчали да дикошарый коневник рос. Какая в том радость? А вот разбудили дремавшую землю — и приятно. Опять не соображаешь?
— Ну, ты, Михалко, как дед Яков стал. Все какого-то понятия ищешь. А мне так все одно, лишь бы в охотку: то ли кашу трескать, то ли дрова пластать. Весело от всякой работы.
— Особенно за кашей?
— Да чего ты прицепился? Вот счас возьму и положу тебя на обе лопатки.
— Кто? Ты?
— Я!
— На обе лопатки?
— Не веришь?
— Верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу.
— Ах, так?
— Так!
Они уже стояли друг против друга, как два тетерева на весеннем току, готовые к бою. Но тут, грохоча железными суставами и нещадно дымя, подполз трактор.
Жултайка выключил скорость, сбавил обороты и победно оглянулся на иссиня-черные борозды бывшей гари.
— Баста! — он соскочил с открылка и подошел к ребятам. — А грозы, однако, не миновать. Удирать надо. Подпиши-ка, Михалко, наряд, — протянул леснику замызганную бумажку и с сознанием исполненного долга закурил. — Ну, как я вам борозды нарезал?
— Как на уроке чистописания, — похвалила Аленка. — Только у меня от твоего громыхала голова кругом идет.
— Э! Шайтан, а не трактор. Зато у вас компания: ни драк, ни ругани и начальства никакого. Одно удовольствие с вами работать. Ты бы, Михалко, почаще на меня заявочку в МТС направлял.
— В Нечаевку сейчас? — подписывая наряд, спросил Мишка.
— Куда же еще? Масло заменить надо, клапана мало-мало регулировать. А то мой иноходец что-то перегреваться стал.
— Егорка, вы тут присыпьте последнюю борозду и бегом в лесничество. До грозы успеете. А я с Жултайкой в деревню наведаюсь. Дела есть.
— Миша, ты к вечеру-то вернешься? — забеспокоилась Аленка.
— Обязательно вернусь, куда мне еще деваться. Не за браконьером бегу. Браконьеры теперь повывелись.
— Тогда не забудь, что у нас соль кончилась. И учебники захвати. Уроки здесь приготовим.
— Ладно…
Не сказал Мишка, какие там у него срочные дела в Нечаевке. Да и не было их, этих срочных дел. Ему хотелось повидать почтальонку Анисью Князеву. Может, запамятовала она, может, лежит у нее в сумке маленький треугольник солдатского письма с фронта. Не может же так долго молчать отец, должен ведь откликнуться. Почему-то именно сегодня Мишка особо надеялся на встречу с Князевой Анисьей.
Трактор загудел еще шибче и укатил, а Егорка с Аленкой принялись засыпать последнюю борозду.
Раскололось небо. Огромная, похожая на горящее дерево, жилистая молния полоснула над лесом. И следом, за тягучей вспышкой заплясали упругие раскаты грома.
На поскотине за Нечаевкой слепящей свечой вспыхнула мельница-ветрянка. Сухой, как порох, столетний сруб пылал неподступно, наперекор хлесткому, косому дождю.
Неподалеку от пожарища собрались почти все нечаевские. Ребятишки, женщины и старики стояли под дождем, не в силах спасти свою «кормилицу».
Подкатили на «Фордзоне» Жултай Хватков и Мишка Разгонов.
— Чего рты пораззявили? Там ведь зерно, поди, аль мука… — соскочил с трактора Жултайка, побежал к мельнице, но его схватила Анисья и оттеснила к трактору.
— Ну куда ты, дуралей? Сгоришь ведь как муха. Молнию не погасишь…
— Молнию? — Жултайка в отчаянной беспомощности стукнул кулаком по колесу трактора, скривился от боли, крикнул: — Это ж беда, мужики! Чего делать-то будем?
— Пришла беда — отворяй ворота… — Сыромятин стащил с головы помятый картуз и буркнул в мокрую бороду: — Туды его в три погибели мать…
И непонятно было, кого он ругает.
Сыромятиха, мелко крестя свой птичий нос, запричитала скрипучим голосом:
— К лиху. К великому лиху это, бабоньки. Помните, в двадцать первом году от молнии загорелся ветряк купца Замиралова? В тот же день и коммунариков наших в церкви пожгли.
Яков Макарович, может быть первый раз в своей жизни, замахнулся на старуху.
— Молчи, дура!
Микентий Бесфамильный отер с лица не то дождь, не то слезы, потоптался в нерешительности и выступил перед земляками с длинной, по его разумению, речью.
Константин Петрович Масальский (1802–1861) – популярный русский писатель середины XIX века. В 1821 году окончил дворянский пансион при Петербургском университете; служил в министерствах внутренних и иностранных дел. Напечатал в журналах и выпустил отдельно множество романов, повестей и пьес, главным образом исторических. Кроме того, он написал несколько исторических работ, а также впервые перевел с подлинника «Дон Кихота» Сервантеса. Масальский не обладал крупным литературным дарованием, но живость и внешняя занимательность его произведений, в которых часто присутствует почти детективная интрига, создали им успех в 30–40-х годах XIX века.В данный том включены три исторических произведения Масальского.
Пьер Амброзио Курти (годы жизни не установлены) – итальянский писатель, мастер исторического повествования, засвидетельствовавший своими произведениями глубокое знание древней римской жизни.В романе «Под развалинами Помпеи», окончание которого публикуется во втором томе данного издания, живой кистью художника нарисована картина римского общества в самый интересный и поучительный с исторической точки зрения период римской истории – в эпоху «божественного» императора Августа. На страницах романа предстанут перед читателем Цицерон, Гораций, Тибулл, Проперций, Федр, Овидий и другие классики Древнего Рима, а также императоры Август, Тиверий, Калигула, Клавдий и Нерон.
Эдуард Андреевич Гранстрем (1843–1918) — издатель, писатель, переводчик; автор многих книг для юношества. В частности, приключенческая повесть «Елена-Робинзон» была очень любима детьми и выдержала несколько переизданий, как и известная «почемучкина книжка» для девочек «Любочкины отчего и оттого». Широкую известность в России приобрели его книги «Столетие открытий в биографиях замечательных мореплавателей и завоевателей XV–XVI вв.» (1893), «Вдоль полярных окраин России» (1885). Гранстрем был замечательным переводчиком.
Пьер Алексис Понсон дю Террайль, виконт (1829–1871) — один из самых знаменитых французских писателей второй половины XIX века; автор сенсационных романов, которые выпускались невиданными для тех лет тиражами и были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Наибольшую известность Понсону дю Террайлю принес цикл приключенческих романов о Рокамболе — человеке вне закона, члене преступного тайного общества, возникшего в парижском высшем свете. Оба романа, представленные в данном томе, относятся к другой его серии — «Молодость Генриха IV», на долю которой также выпал немалый успех.
Василий Федорович Потапов (годы жизни не установлены) – русский беллетрист II-й половины XIX века; довольно плодовитый литератор (выпущено не менее ста изданий его книг), работавший во многих жанрах. Известен как драматург (пьесы «Наполеон в окрестностях Смоленска», «Чудеса в решете»), сказочник («Мужичок с ноготок, борода с локоток», «Рассказы Фомы-старичка про Ивана Дурачка», «Алеша Попович», «Волшебная сказка о гуслях-самогудах» и др.), поэт (многие из названных произведений написаны в стихах). Наибольшую популярность принесли Потапову его исторические произведения, такие как «Раскольники», «Еретик», «Черный бор, или таинственная хижина» и другие. В данном томе публикуются повести, рассказывающие о женщинах, сыгравших определенную роль в истории русского государства.
Серия: "Стрела" Во время строительных работ в Керчи в подполе разрушенного дома находят золотую вазу с изображениями из скифского быта и ряд других предметов. Как они туда попали, из какого кургана их добыли, кто были люди, их спрятавшие, - археологи или злоумышленники? Над решением этих и многих других вопросов, связанных с находкой, работает группа археологов. Разгадывая одну загадку за другой, они находят следы тех, кто добрался до сокровищ, а затем находят и самый курган. Находки помогают ученым сделать серьезный вклад в историю скифских племен.
Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.
На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.
На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?
Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.