Последний остров - [45]

Шрифт
Интервал

Микентий разложил на столе самодельные прищепки и расхваливал свой товар несмелым голосом:

— А вот прищепки… Лучше казенных. В районе их нарасхват, да ехать лень… Отдам за яйца. Штука за штуку. А вот прищепки…

Бабка Сыромятиха выставила на продажу молоко и творог. С ней стояла за прилавком и Юлька. Егорка не утерпел, поддел подружку:

— Торгуешь?

— А тебе какая забота? Не ворованное чать.

— Ну-ну, тренируйся. Може, завмагом станешь.

У Анисьи Князевой пирожки с куриными потрохами. Она весело зазывала прохожих:

— Пирожки с мясом, мясо с пирожками! Три дня как с огня и все пар идет… — Заметила Аленку, поманила ее пальцем, подала самый румяный пирожок. — Отведай-ка наших, пока тепленькие. Все одно — покупателей нет.

— Спасибо.

— Кушай на здоровье.

Возле чабанской двуколки, в которую была запряжена низкорослая мохнатая лошаденка, шел непонятный торг. Ганс Нетке сначала наблюдал, как пожилой казах, раскуривая трубку, мучился с огнивом, высекая огонь. То ли трут отсырел, то ли камень кресалу не подчинялся, но искра получалась слабенькая, и трут не горел. И тогда Ганс достал из кармана зажигалку, протянул ее казаху. Тот недоверчиво посмотрел на пленного и покосился на его железное огниво. Курить, однако, шибко хотелось, и он взял зажигалку. Из принципа сначала прижег трут, раздул его хорошенько и уж потом от него раскурил трубку.

— Хороший машинка, быстрый. Сам придумал? — прищелкнул языком от удовольствия казах, протягивая зажигалку хозяину.

— Найн, найн! Забирайт себье, памят, — отстранил Ганс его руку. Казах удивленно вытаращил глаза. Такую машинку — и просто так, на память? Да еще от немца? Нет, просто так он не возьмет. Обменять может, на то здесь и базар. Он стал предлагать Гансу наполненный самосадом кисет, отороченный лисой вельветовый малахай, новый ременной кнут. Ганс отказывался от совершенно не нужных ему вещей. Да и казах ни в какую не хотел брать задаром такую диковину. А со стороны казалось, что они не могут сойтись в цене.

— А вот шкура, хороший бычий шкура, сапсем сырой. Можна подметки делат, можна бешбармак варит, — призывал покупателей широкоскулый одноглазый Базарбай. Одной рукой он теребил край шкуры, а другой, спрятанной в рукав, то и дело вытирал слезящуюся пустую глазницу.

Рядом развеселый Жултайка Хватков в неизменной штопаной-перештопаной тельняшке расхваливал рыбу на манер Базарбая:

— Продается свежий рыпка! Кому, кому свежий рыпка?! Мал-мал шевелится — два рубли, сапсем не шевелится — адин руп!

Под церковной стеной сидели два инвалида: молоденький белобрысый моряк с обожженным лицом, с повязкой на глазах, и усатый пожилой солдат с деревяшкой вместо ноги и рукой-протезом. Моряка звали Сергеем, солдата — Амантаем. Встретились они в тыловом госпитале под Курганом, и вот теперь вместе путь держали в родную деревню Гренадеры, что километрах в двенадцати от Нечаевки.

Сережа играл на трофейном перламутровом аккордеоне, который ему подарили еще в Ленинграде ребята с торпедного катера, его, Сережиного, катера под номером 23. Играл Сережа и тихо пел:

Спит деревушка, дремлет старушка,
Ждет, не дождется сынка.
Старой не спится, старые спицы
Тихо дрожат в руках.
Ветер соломой шуршит в трубе,
Тихо мурлыкает кот в избе.
Спи, успокойся, шалью укройся.
Сын твой вернется к тебе.

Песня заставила Аленку остановиться. Знакомые слова? Или знакомая мелодия? А может быть, что-то напомнило ей, что видела она предвесенней порой в блокадном Ленинграде?

Пел моряк. Слушала его Аленка. И почтальонка Анисья, и бабка Сыромятиха слушали. И даже Ганс с несговорчивым казахом, приостановив «торг», тоже слушали.

Аленка заметила Ганса и сразу вспомнила похоронную процессию на окраине Ленинграда. Она ее видела, когда их, детей, увозили в эвакуацию. Гроб, сколоченный из грубых досок, стоял на санях, которые волокла худая лошаденка. Следом шли три музыканта, раненые демобилизованные моряки. Один играл на медной трубе, другой растягивал мехи гармошки, а третий бил в большой барабан. Музыканты, наверное, не умели играть похоронный марш, потому и исполняли в замедленном темпе что-то другое. Аленка узнала мелодию той самой песни, которую пел сейчас моряк с повязкой на глазах:

Утречком ранним гостем нежданным
Сын твой вернется домой.
Валенки снимет, крепко обнимет,
Сядет за стол с тобой.
Будешь смотреть, не смыкая глаз,
Будешь качать головой не раз,
Тихо и сладко плакать украдкой,
Слушая сына рассказ…

Вспомнил и Ганс, зачем отпрашивался сегодня у коменданта лагеря, зачем пришел на базар и кого искал здесь. В его кармане лежал маленький оловянный солдатик, по которому, наверное, очень скучает эта грустная девочка.

Аленка и Ганс встретились взглядами. Ганс торопливо сунул казаху свою зажигалку и направился к Аленке.

— Битте, — и протянул ей солдатика.

— Мой солдатик… — Аленка испугалась. И обрадовалась, когда сжала солдатика в кулачке.

— Ганс имейт фатерланд тоже маленький сын Зигфрид. Зигфрид отшень любит игрушка…

В растерянности стояла она перед немцем — не знала, благодарить его или просто отвернуться, чтобы не видеть его зеленой формы, не видеть участливого, по-человечески доброго лица. А разве может, билось в сознании девочки, у этих людей быть такое доброе лицо и приветливые глаза?


Рекомендуем почитать
Метр Адам из Калабрии

В повести «Метр Адам из Калабрии» в лучших традициях плутовского романа и с теплым юмором рассказывается о злоключениях талантливого художника-самоучки, его прекрасной дочери и благородного разбойника.Иллюстрации Е. Ганешиной.


Мать демонов

На что готова пойти женщина, ради благополучия собственного сына? Дженна, вдова купца Картхиса, во что бы то ни стало хочет сделать своего сына Рами благородным. Ради достижения этой цели она готова на всё. Лесть, предательство, убийство — в её арсенале нет запретных приёмов. Долгие годы она плетёт вокруг себя паутину коварства и лжи. Но в такой атмосфере, порой очень сложно бывает остаться собой, и не стать жертвой собственной хитрости…


Белые, голубые и собака Никс: Исторические рассказы

Каждый из вас, кто прочтет эту книгу, перенесется в далекий и прекрасный мир античной древности.В жир сильных, отважных людей, в мир, полный противоречий и жестокой борьбы.Вместе с героями рассказа «Гладиаторы» вы переживете извержение Везувия, радость освобождения, горечь потерь.С отважной героиней рассказа «Гидна» под бушующими волнами вы будете срезать якоря вражеских кораблей, брошенных против Эллады царем Персии — Ксерксом.Вы побываете на площадях Афин и Рима, в сверкающих мраморных храмах и мрачных каменоломнях, где день и ночь свистели бичи надсмотрщиков.Вы узнаете удивительную историю о мальчике, оседлавшем дельфина, и множество других интересных историй, почерпнутых из документов и преображенных фантазией автора.


Реки счастья

Давным-давно все люди были счастливы. Источник Счастья на Горе питал ручьи, впадавшие в реки. Но однажды джинны пришли в этот мир и захватили Источник. Самый могущественный джинн Сурт стал его стражем. Тринадцать человек отправляются к Горе, чтобы убить Сурта. Некоторые, но не все участники похода верят, что когда они убьют джинна, по земле снова потекут реки счастья.


Меч-кладенец

Повесть рассказывает о том, как жили в Восточной Европе в бронзовом веке (VI–V вв. до н. э.). Для детей среднего школьного возраста.


Последнее Евангелие

Евангелие от Христа. Манускрипт, который сам Учитель передал императору Клавдию, инсценировавшему собственное отравление и добровольно устранившемуся от власти. Текст, кардинальным образом отличающийся от остальных Евангелий… Древняя еретическая легенда? Или подлинный документ, способный в корне изменить представления о возникновении христианства? Археолог Джек Ховард уверен: Евангелие от Христа существует. Более того, он обладает информацией, способной привести его к загадочной рукописи. Однако по пятам за Джеком и его коллегой Костасом следуют люди из таинственной организации, созданной еще святым Павлом для борьбы с ересью.


Здесь русский дух...

Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.


Страна Соболинка

На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.


Каторжная воля

На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?


Тени исчезают в полдень

Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.