Последний марсель - [2]

Волна плеснула, слабо звякнула дверца шпигата. Этот звук напомнил старпому картину недавних похорон погибших в бою товарищей и капитана «Котласа». Ильин любил капитана, и мало кто на судне знал о задушевной дружбе, связывавшей обоих. У старпома снова защемило сердце, как в тот момент, когда он наклонился над смертельно раненным капитаном. В последний раз заглянул он в глаза друга, которые вдруг потеряли обычную серьезность и смотрели на старпома по-детски открыто и ясно. Побелевшие губы разжались. Ильин уловил слабый шепот: «...вам... Вы сохраните для...» Старпом так и не узнал, говорил ли капитан о корабле или о своей заветной тетради.

Капитан уже несколько лет писал записки по истории русского флота.

«История русского флота, – не раз говорил капитан Ильину, – для меня делится на три части. Одна – это военный флот, имеющий большую официальную историю. Вторая – торговый флот, такой истории не имеющий. Длинная цепочка тянулась от царствующего дома (тут капитан пускал крепкое морское слово) до хозяев. Кому здесь было историю писать? Однако русский торговый флот рос и развивался, давал замечательных моряков, и тут он никому, кроме как русскому народу, не обязан. О нем вы прочтете в разных произведениях, учебных и литературных. Но уже совсем никакой истории не имеют те русские моряки, которые не нашли себе места в царской России и вынуждены были уйти на чужие корабли. Об этих подчас замечательных моряках ничего не известно, истории своей они никакой не имеют. Пробел этот я пытаюсь заполнить. Ведь я – из старинного моряцкого рода и многое знаю такое...»

Все это Ильин вспомнил сейчас, стоя на исковерканной палубе «Котласа».

* * *

Два керосиновых фонаря, качаясь и коптя, бессильны разогнать душный мрак. Вода выше пояса. С каждым размахом судна тяжелая масса воды грозно и глухо ударяет в переборки. Эта черная, кажущаяся неимоверно глубокой вода – самый неумолимый, опасный враг.

– Ух, холодище! – послышался ясный молодой голос откуда-то из темноты.

– Ничего, Витя, сейчас погреемся! – отозвался другой, хрипловатый голос. – А ну, Титаренко, давай ее сюда.

– Не подпереть, выдавливает...

– А богатырь наш где?

– Курганов, на подмогу!

– Не могу, мы тут с механиком...

– Стой! Вот попало... Давай жми, дер-ржи-и-и! Эх проклятая!..

– Выдавило опять? – спросил сверху Ильин. – Сейчас я спущусь... Заводи под стрингер... Стой!.. Так, бей!

Удары молота, всплески воды, резкие окрики наполняли темное и тесное помещение.

– Фу! – отдуваясь, сплюнул кто-то. – Нахлебался...

– Вкусна трюмная водичка? – подшутил над ним другой голос.

– Как будто все, Матвей Николаевич? – негромко спросил Ильин.

– Все пока, – ответил второй механик, Головин, беспрерывно отплевываясь.

– С тоннелем справились, – продолжал старпом. – А в машинном?

– Там ничего не сделаешь! – И невидимый в своем углу механик махнул рукой, появившейся в свете фонаря. – Гребной вал согнут, сальники протекают, ахтерпик разбит, рецесс разбит, коридор поврежден – давить все равно будет...

– Да, тут подкрепить нечем, – согласился старпом.

Насквозь промокшие моряки вылезли на палубу, где их сразу до дрожи в теле прохватило холодным ветром. Солнце село, но было еще достаточно светло, чтобы видеть, насколько плотен туман, – даже шпиль на приподнятом носу «Котласа» расплывался. Пятеро мокрых, дрожащих людей посмотрели на Ильина, и на лицах их был написан один и тот же вопрос. Молодое, красивое лицо третьего помощника казалось растерянным, механик зло закусил губу, а гигант-кочегар угрюмо хмурился. Ильин предложил всем поскорее переодеться и подкрепиться, а затем поочередно дежурить у судового колокола, уцелевшего на покривившейся стойке. Это было единственное средство дать знать о себе – звонить в колокол. Делать это надо осторожно, все время прислушиваясь, и чуть что – прекратить и звать всех наверх. «А там – как судьба!» – заключил Ильин и, сопровождаемый своим немногочисленным экипажем, направился в каюту.

* * *

– Прибавляется? – отрывисто спросил механик.

– Еще фут.

– Порядочно, даже чересчур! – Механик вопросительно посмотрел на старпома.

– Запускайте, – распорядился Ильин. – Бензина мало, но другого выхода нет.

Механик поманил рукой кочегара, и оба исчезли в темноте. Скоро к размеренным ударам колокола прибавилось пыхтение мотора. Механик кончил регулировку, любовно погладил по гладкому зеленому цилиндру бензиновой помпы:

– Выручай, милая!

Слегка сконфузившись, он посмотрел на стоявшего с фонарем кочегара. Но кочегар прислушивался к звуку мощной струи воды, лившейся за борт, и одобрительно кивнул:

– Маленькая, да удаленькая! Эх, хватило бы бензина!.. – Кочегар замолчал и совсем другим тоном закончил: – Пойдемте, Матвей Николаевич.

Темная, беспросветная ночь, нависшая над кораблем, тянулась медленно. Моряки собрались в каюте старпома, поближе к выходу. Сменялись дежурные у колокола – входили закоченевшие, отогреваясь приготовленной на столе стопкой. Много раз старпом и механик спускались в трюмы измерить уровень воды. И по мере того как шло время, приближаясь к рассвету, все меньше оставалось надежды на спасение корабля. Приток воды усиливался. Глухой стон переборок и скрип упоров говорили о возрастающем давлении воды. Если еще в помпе кончится бензин... Моряки старались не раздумывать, скрашивали тяжелое ожидание шутками и рассказами, но под конец все замолчали. В тишину едва освещенной каюты зловеще и настойчиво доносились редкие удары колокола, словно твердившие: «Нет, нет...» Минута тишины, нарушаемой слабым тарахтением помпы, и снова: «Нет, нет...»