Последний леший - [65]

— И до Вия дело дойдет, дойдет до родимого! — произнесла старуха злопамятно, — А это что за молодец такой, такого я еще не пробовала!

Нойдак понял, что страшилище имеет в виду его. Что делать? Драться? И так только что еле увернулся от булавы Рахты… Может, подобрать его меч? Да не поднять меча богатырского. Нойдак схватился за гарпун, за тот самый, против которого оказался бессилен даже Перун-Громовержец. Увы — один и тот же фокус дважды не получается! Нойдак замахнулся, а гарпун выскользнул из его руки, и, мало того, что улетел назад, еще и попал Рахте, налаживавшему лук, прямо в лоб. Счастье — тупым концом. Да и как это могло быть? Ведь Рахта на игрищах — удаль показывая — руками отбивал пущенные в него стрелы — а тут дротиком в лоб…

Мало того, что Рахта был неожиданно оглушен, инстинктивно откинувшись назад, он попал в сплетение каких-то ветвей, сделал шаг назад, его ноги запутались в какой-то странной колючей растительности и чем больше богатырь дергался, тем сильнее запутывался. Наконец Рахта рванул изо всей силы, выдернул кусты из земли — но оказалось, что корни тех приставучих кустиков тянулись как раз под его ногами — и он, таким образом, как бы выдернул почву из под собственных ног, упал, да еще и окончательно запутался в свалившемся на него колючем кустарнике…

Еще никогда богатыри не попадали в такое положение. Что сила, что удаль? Если сама Судьба против них, если конь спотыкается, да все ломается, да сам ногой во все ямки попадаешь, да за все ветки цепляешься… Вот уж, известно, нет ничего хуже, когда Беда приходит, и Лихо — имя ей. А оно, это Лихо — уже совсем близко, и горит красным пламенем страшный глаз Одноглазого… Куда ни кинет взгляд — все умирает. Листья опадают, трава желтеет, бедная мышка — кверху лапками…

Теперь становилось понятно, как побеждало Лихо. Ведь это даже не колдовство! Это просто старуха, возле которой всем не везет! Именно — не везет в самой что ни на есть последней стадии…

Нойдак приготовился к неминуемой смерти. Рахта и рад был бы помочь, да ноги запутались… А Сухмат и вовсе завяз. Лихо, между тем, совсем близко. Вот прошел ее взгляд, травку зеленую опаляя, упал взгляд на грудь Нойдака, задержался. Потом Лихо в лицо ему всмотрелось, кажется, чему-то удивляясь, потом взгляд на руки упал…

— Вот оно что, эти руки одноглазого северянина породили, — прошипело Лихо, — ну, да не все ли равно, кого убивать!

Сухмату удалось, наконец, выбраться из тягучей ямы, но он тут же, не успев стрелу вложить в лук — снова поскользнулся на ровном месте, на этот раз его ноги не попали в яму, а разъехались в стороны, что выглядело ужасно глупо, ведь одна из его рук продолжала оставаться приклеенной невесть к чему на земле…

И Нойдак понял, что теперь — все! Но — не тут-то было. Послышался скрежет металла. И голос, до боли знакомый голос Духа, который все приближался.

— Быстрей, быстрей! — звал Дух, — Да быстрей же!

Теперь и богатыри, и Нойдак увидели того, кто так скрежетал металлом. Нойдаку сначала почудилось, что это тот самый мертвый франкский рыцарь вдруг ожил и пришел к ним на помощь. Но потом увидел ниспадающие из-под шлема длинные женские волосы. Тут и Рахта узнал эти, такие родные, золотисто-русые косы…

— Полинушка… — прошептал богатырь.

— А это еще кто ко мне на съедение пожаловал? — засмеялось Лихо Одноглазое, — Думаешь, в железки обрядился, так я тебя не достану? Доставала, и не таких доставала, и в железках, и в камне, и в шкурах — как не рядись, а от глаза моего смертоносного тебе не уйти! Странно, что еще не спотыкнулся…

— Не спотыкнулась и не спотыкнусь! — сказала Полина, — А теперь зри — то смерть твоя пришла, губительница!

— Поляница? — удивилось Лихо, — Что же, закусим и поляницей! Тебе, глупая, неведомо, что не суждено мне от руки живого человека погибнуть, так Вий приговорил, а мне Род на роду написал!

— Сама ты дура! — ответила Полина и замахнулась мечом, — Тебе ж ясно сказали — от живой руки не умрешь, а я мертвая!

Лихо Одноглазое, кажется, так и не успело понять смысла слов Полины, а, может, и успело, да было поздно. Опустился меч, разрубив чудище на пополам, потом поднялся и снова опустился, и так раз за разом, пока не остались на траве одни мелкие кусочки.

В тот момент, когда богатыри вдруг почувствовали, что их больше ничего не держит, руки-ноги свободны и они могут вновь стать хозяевами своей судьбы, оказалось, что Полина уже ушла. Вдали послышался стук конских копыт и звон металла.

— Полина! Полинушка! — звал Рахта, — Вернись, не уходи!

Было ясно, что призывы богатыря бесполезны, да и в ушах наших героев до сих пор слышались слова девушки: «А я мертвая!». Но ни Сухмат, ни Нойдак удерживать и увещевать Рахту не стали.

— Смотрите, други, она сползается! — вдруг закричал Нойдак, указывая пальцем на разрубленные части Лиха.

Богатыри на миг оцепенели. Действительно, и голова, и руки с ногами начали как-то колдовским образом перемещаться по направлению к разрубленному телу. Всем стало ясно, что случится, коли тело страшилища соберется вновь. Первым опомнился Рахта, попросту подцепивший перебирающий пальцами обрубок руки мечом и отбросивший его подале. Что дало лишь временный эффект — рука вновь поползла обратно.