Последний леший - [44]

* * *

Еще один сюрприз — с печи слез, кряхтя, дед — старый-престарый, древний-предревний.

— Ну, чем, внученька, кормить деда будешь? — прошамкал старец.

— Сейчас, деда, сейчас! — засуетилась старушка.

— Это что ж, твой дед? — удивился Рахта.

— Дед, — подтвердил дедуля, — самый что ни на есть настоящий дед!

— А как звать-величать то тебя, дедушко?

— Да так и зови — дед Пильгуй!

— А сколько ж тебе лет, дедуля? — заинтересовался Рахта.

— Я штарый дед, мне — што лет! — заявил Пильгуй с гордостью.

— Странно, у соседки моей тоже дед-сто-лет живет, и тоже Пильгуем зовется, — удивился Сухмат, — и тоже весь день на печи лежит, а слезает только когда ложками за столом застучат.

— Да, бывает, старички соберутся, да хвастают, какими в молодости силачами бывали, — усмехнулся Рахта.

— Да, их послушать… — поддакнул Сухмат.

— А што? — насупился дед Пильгуй.

— Да ты тоже, небось, добрым молодцем был?

— Был…

— А нонче постарел, послабел…

— Ну уж нет! — прошамкал дед назидательно, — Вшя моя шила при мне!

— Это как? — удивился Рахта на немощного деда.

— А так, — сказал Пильгуй, — и шилы моей не убавилось!

— А доказать— показать? — усомнился Сухмат.

— Ох, годы мои древние, — вздохнул Пильгуй, — ну, пошли, не верясшие, покажу…

И дед всамдели поковылял к двери. Богатыри отправились за ним. Последним шел Нойдак, глаза его блестели. Конечно, он повидал уже немало чудес, но и сейчас ему было страшно интересно!

— Вот, зырьте, не верясшие, вот камень немаленький! — старик оперся на валун ростом с человека, — этот камень шо времен молодости моей ждесь штоит, на нем я шилу и меряю!

— Да, камешек что надо! — согласился с уважением в голосе Рахта.

— И ты, дед, что — его? — Сухмат вообще пребывал в полной растерянности.

— Шмотри, внучек, шмотри! — и дед Пильгуй оперся обоими руками о камень, — Шмотри, вот шила моя молодесшкая!

Трое наших героев — Рахта, Сухмат и Нойдак — впились глазами в камень, явно ожидая чуда. Дед продолжал упираться, но ничего не происходило. Камень как стоял, так и продолжал стоять, ни на волосок не двинувшись с места и даже не покачнувшись. Наконец, вздохнув, Пильгуй отнял руки от валуна.

— Вот, убедилишь?

— В чем убедились? — растерянно переспросил Сухмат.

— В том, что вшя шила моя при мне!

— Как это?

— А я и в молодости не мог ни поднять, ни ш мешта шдвинуть этот камушек, — ухмыльнулся дед, — и шейчаш не могу!

Первым понял смысл шутки Сухмат, мгновением позже расхохотался Рахта, а вот Нойдак еще некоторое время растерянно смотрел на друзей, не понимая — чего это они хохочут, может, и ему надо смеяться за компанию? Но в этот момент и до северянина-простачка дошло, что над ним подшутили…

— И все-таки старость — не радость, — сказал Сухмат, когда все четверо возвратились в избу и вновь расселись на лавках за столом, — тебе, поди, еще жевать трудно — без зубов-то? Тебе кто пищу жует? Правнуки?

— Я дед бравый, — рассердился Пильгуй, — хоть и беж жубов, да пока мне чужие без надобношти!

— Так ты что, не жуешь пищу-то? Только кашкой питаешься? — пожалел старика Рахта.

— Что такое — не жую? Я вам вшем докажу и покажу! Вше шьем и шсшую!

— Ну, дед, с камнем ты нас провел, что ни говори, — покачал головой Сухмат, — но как без зубов жевать?

— Вот, не верят штарому Пильгую! — рассердился дед, — но я докажу!

— Давай, доказывай! — подбодрил деда Рахта, явно ожидая очередной шутки.

— Думаешь, шутка?

— Ну, я же вижу, что рот у тебя беззубый, — немного рассердился богатырь, — может, как и отшутишься, не знаю.

— А без шуток? — дед был, однако, еще тот!

— А без шуток не получится, — сказал Рахта спокойно и уверенно.

— Ах не получитша? — рассердился дед, — Гей, внучка, неши-ка шюда шухарь, да потверже, пошуше!

Чего-чего, а запас сухарей в избе — святое дело. Всякое ведь может случиться, а сухарики — не подведут, выручат от голодной смерти, если что…

И вот большой ржаной сухарь торжественно вложен в рот деду Пильгую. Раз-з-з! Челюсти деда сошлись вместе, раздался хруст и прямо в хари наших витязей полетела сухарная крошка. А дед продолжал разжевывать сухарик беззубым ртом. Закончив процесс жевания громким, смачным глотком, дед Пильгуй открыл рот, показав всем плотные, ороговевшие десны, на которых не было видно не единой царапинки — даже после жесткого сухаря.

— А теперь, хозяюшка, вше что ешть в печи — вше на штол мечи! — торжественно провозгласил дед.

— Стало быть, не нужно для тебя жевать? — сказал во время еды Сухмат, — хорошая старость, можно никого ни о чем не просить…

— Вообще-то, — возразил дед, — когда я лежу на печи, мне чаштенько хочетша, чтобы за меня…

— Что, принесли бы чего?

— Нет, — хихикнул Пильгуй, — вот ешли бы кто шходил за меня побрызгать…

* * *

— И все-таки этот дед — ну точно как тот, мамашин сосед, — сказал Сухмат, когда наша троица уже отъехала от деревеньки.

— Так что ж, мало ли дедов, — резонно заметил Рахта, погруженный в тяжелые думы.

— Все старики друг на друга похожи, — подал голос Нойдак.

— Похожи-то похожи, да не настолько! — продолжал гнуть свое Сухмат, — этот дед — ну, вылитый сосед, да и зовут так же — Пильгуем, и шамкает так же, и характер — занудный…

— Ну и что? — пожал плечами Рахта, — хотя… Слушай, Сухматьюшка, расскажу тебе одну байку, уж не знаю, правда это али нет…