Последний интегратор - [29]

Наташа отозвала Дениса и что-то стала ему нашёптывать. Судя по унылому лицу Дениса, разговор шёл об Артёме.

Майя спустила повязку под подбородок и обняла меня. У неё были серёжки в форме египетского креста.

— Я так соскучилась, — сказала Майя. — Сто лет тебя не видела.

— Три дня, — сказал я.

— Да ну тебя, — сказала Майя. — Тоже мне счетовод. Я же в поэтическом смысле. А ты соскучился? Почему не звонишь, не заходишь?

Майя забыла, что домой к ней я ни разу не заходил.

— Пошла бы к нам копать, — сказал я, — мы бы каждый день виделись.

— Я что, должна в грязи ковыряться? — сказала Майя.

— Другие девчонки ковыряются.

— Так они из деревень приехали, привыкли на огороде. Они там все кхандские полукровки. Все такие беленькие, аж противно.

Я немного отпрянул. Первый раз я услышал от Майи о кхандах — и в таком пренебрежительном тоне. Майя не обратила внимания на моё движение и сказала:

— Ваня, завтра карнавал. Пойдём вместе? Наташка с Артёмом сейчас помирится, и пойдём все вместе. Как раньше. Пойдём?

Показался Артём. В руке у него была лопата, он притворялся, что его оторвали от очень важных для него занятий. Артём и Наташа начали свои переговоры.

— Мирятся, — сказала Майя. — А мы даже не ссорились, а словно чужие.

— Мы тут все свои, крошка, — сказал я. Опять цитаты из старых фильмов.

Артём повёл Майю показывать раскопки. Держась за руки, они спускались в овраг.

— Пойдём? — спросила Майя. — На карнавал.

Я вспомнил, что говорил Гуров. «День первых переселенцев. День уничтожения кхандов». Мне не хотелось идти на День переселенцев-уничтожителей ни в чисто мужской компании, ни в смешанной. Я потрогал мочку уха с серёжкой-крестом и сказал:

— Пойдём. Все вместе.

— Папа подарил, — сказала Майя про серёжки и повела головой, чтобы освободить ухо.

Она достала платок, потёрла мне грязную щёку и чмокнула в очищенное место.

— Борода… — сказала она неопределённым тоном. — Ты меня проводишь до дома?

Юлик, который сидел на стульчике возле шатра и что-то писал в блокноте, встал, козырьком приложил ко лбу ладонь и посмотрел на нас.

Майя обещала подождать до конца смены. Она протянула руку подошедшей Наташе, и они побежали к музею. По пути они чуть не врезались в мужчину с девочкой-подростком, громко сказали: «Просим прощения!» — и побежали дальше. Мужчина оглянулся на них и направился было к Юлику, но тут увидел меня.

Это был Карапчевский, а с ним Лиза с повязкой на лице. Я замер от волнения. Потом пошёл им навстречу. Я давно не видел Карапчевского — мешали то экзамены, то раскопки. Он совсем не изменился, только вместо свитера носил рубашку с закатанными рукавами. Зато Лиза изменилась. Вместо косы у неё была короткая причёска, которая придавала ей мальчишеский вид. На правом плече и локте были засохшие ссадины.

Мы поздоровались. Лиза расспросила меня о раскопках клада и рванулась к оврагу. Она встала у самого края и заглянула вниз.

— Иван, вы завтра свободны? — спросил Карапчевский.

— Завтра — карнавал, — сказал я.

— Совсем вылетело из головы, — сказал Карапчевский. — Но вы ведь туда не пойдёте?

Я замешкался.

— Я пока не знаю.

— Иван, я завтра собираюсь на Острова.

Это слово решало всё.

— Я с вами, — сказал я.

— Так я и думал. Тогда завтра утром встретимся возле Инткома. Или вам удобнее в другом месте?

— Можно возле Инткома.

Я не сказал, что мне было удобнее, например, возле эстакады. Но если Карапчевскому удобнее возле Инткома, так тому и быть.

Артём и Денис стояли в десятке метров от нас и с интересом разглядывали Карапчевского: бородатый, очень светлые волосы, но при этом точно не кханд.

— Ваши друзья? — спросил Карапчевский.

— Однокурсники, — сказал я. — Вот вместе копаем.

— Папа, ну, давай посмотрим… — издалека крикнула Лиза. — Это же лучше всяких книжек.

Карапчевский был готов согласиться, но тут подошёл Юлик.

— Извините, — сказал он. — Вы что тут делаете?

— Юлик, это же… — начал я.

— Беседую со знакомым, — мирно ответил Карапчевский. — А что?

— Понимаете ли, тут раскопки. Посторонним нельзя.

— Так я не на раскопках.

— Здесь везде раскопки. Здесь территория музея. Посторонним нельзя.

— Нельзя так нельзя. — Карапчевский был спокоен. — Пойдём, дочка. Дяденька говорит, что посторонним нельзя.

Он без споров попрощался со мной, огорчённая Лиза что-то пробурчала, и они ушли.

— Хватит тебе водить сюда экскурсии, — сказал Юлик. — Вызвался добровольцем, так работай. Ещё полсмены осталось.

— Юлик, это же был… — снова начал я.

— Я знаю, кто это был, — сказал Юлик.

* * *

Артём и Денис ничего не спрашивали о Карапчевском. Ничего не говорили о завтрашнем дне. Наверняка они слышали, что я завтра поеду куда-то с Карапчевским. Что я назвал их однокурсниками, а не друзьями. Да и плевать! В самом деле, какие мы друзья? Два года учимся на одном факультете, только и всего. У меня три десятка таких друзей, да и весь институт. Артём и Денис раньше были знакомы, у них были какие-то общие дела. Вот если бы они стали моими единомышленниками… Если бы они…

— Ребята, — сказал я. — Вы знаете, это был…

Я не успел договорить. С другого конца оврага послышался визг одной из девочек. Последовали неразборчивые крики и почти одновременно громкий шорох. Шорох осыпающейся земли. Очень большой груды земли. В другом конце поднялась туча пыли и поплыла наверх. Копатели разбегались — кто-то вбок по склону, кто-то перепрыгнул через ручеёк Туганки и забрался на противоположный склон. По рядам прошло указание: всем подниматься на берег.