Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - [176]
Спустя несколько недель были казнены и другие члены императорской семьи – во главе с Николаем II.
…Итак, человек, известный под именем Михаила II, был мертв. Это у его убийц не вызывало сомнений (По крайней мере, об этом можно судить по их воспоминаниям, написанным в 1920-е годы).
Невольно вспоминаются слова комиссара Владимира Гущика, преклонявшегося перед великим князем: «Вспоминая этого человека, я думаю: каким светлым порывом смоешь Ты, Россия, его безвинную кровь? Растерзав прекрасного человека, что Ты дашь взамен? Сумеешь ли в конечном итоге искупить чистую кровь Последнего Михаила?» Лучше – вряд ли скажешь.
Глава тридцать вторая
Исход
…Наташа, вернувшись из Москвы в Гатчину, места себе не находила от волнения. Как там Миша – один, без нее? Здоров ли? Она рвалась к мужу, надеялась на встречу с ним, но на душе была тяжесть… страх…
И вот 13 июня почтальон принес телеграмму – от полковника Знамеровского. Непослушными, словно ставшими чужими, пальцами молодая женщина развернула ее и прочитала странный текст: «Наш друг и Джонни исчезли бесследно». Сначала она не очень поняла смысл этих слов. Как – исчезли? А потом затеплилась надежда – может, они бежали, спаслись? Ей так хотелось узнать хоть какие-то подробности! Но… Полковник молчал, больше от него она не получила ни единой весточки. Не знала Наташа, что в тот же день его вместе с женой, Верой Знамеровской, арестовали, и обоих бросили в тюрьму – вслед за Челышевым и Боруновым. А впоследствии расстреляли – так, ни за что. Ведь жизнь человеческая для представителей новой власти ничего не значила.
Та же участь постигла и Пермского архиепископа Андроника, чья «вина» состояла лишь в том, что он молился за Михаила Александровича. Впоследствии Жужгов хвастал, что именно он убил архиепископа, как и Михаила. Только священника не расстреляли, а живьем закопали в яму. Чекист это обстоятельство ставил себе в заслугу.
Кстати, аресты и гибель людей, в той или иной степени имевших отношение (даже косвенное) к великому князю Михаилу Александровичу, продолжались еще несколько лет. Чекисты арестовали мужа гимназической подруги Наташи, Марии Шлифер, за то, что нашли у него письма великого князя, причем, частного порядка. Таких примеров – множество.
Но один из них – все-таки особенный. Сергей Есенин[283] утверждал в знаменитом «Письме к женщине», что большое видится на расстоянии. А каким же видится сегодня он сам? Литератор Станислав Куняев[284], написавший совместно с сыном, Сергеем Куняевым, биографию поэта, утверждал в одном из интервью, что «интерес к певцу страны березового ситца в народе по-прежнему очень велик». Сергей Александрович был человеком противоречивым, ищущим крайностей, проявлявшихся в «жажде истины, в абсолютной открытости характера». Однажды он вмешался в большую политику, и это имело для него роковые последствия. С. Куняев высказал мнение, что «Есенина убили». Невольно возникает вопрос: почему?
23 декабря 1925 года, за несколько часов до своей последней поездки в Ленинград, Есенин пришел в московское издательство Гослит, чтобы получить гонорар за вышедший незадолго до этого трехтомник его произведений. Денег в кассе в тот момент не оказалось, и он собрался уже ехать на вокзал. Но вдруг столкнулся в коридоре с редактором, прозаиком А. И. Тарасовым-Родионовым[285], автором прочекистской повести «Шоколад» (в то время он «по совместительству» сотрудничал с органами. Современные исследователи Д. Фельдман и А. Щербина пишут: «“Шоколад” был дебютом Тарасова-Родионова в художественной литературе, причем дебют сразу же принес автору известность. Точнее, скандальную известность. О “Шоколаде” и через десять, и через пятнадцать лет упоминали критики в обзорах “новейшей литературы”, не забывали Тарасова-Родионова и составители биобиблиографических справочников». – Прим. автора). Тот пригласил Есенина в пивную, где стал задавать провокационные вопросы о Ленине и Троцком. Есенин отвечал «грамотно», пока речь не зашла о Л. Б. Каменеве[286]. Тут, как вспоминает А. И. Тарасов-Родионов, Сергея Александровича словно прорвало: «А вот Каменева, понимаешь ты, не люблю. Полувождь. А ты знаешь, когда Михаил отрекся от престола, он ему благодарственную телеграмму залепил за это самое из… (Л. Б. Каменев в это время находился в ссылке в Восточной Сибири. – Прим. автора) Ты думаешь, что раз я беспартийный, то я ничего не вижу и не знаю. Телеграмма-то эта, где он… она, друг милый, у меня.
– А ты мне ее покажешь?
– Зачем? Чтобы ты поднял бучу и впутал меня? Нет, не покажу.
– Нет, бучи я поднимать не буду и тебя не впутаю. Мне хочется только лично прочесть ее, и больше ничего.
– Даешь слово?
– Даю слово.
– Хорошо, тогда я тебе ее дам.
– Но когда же ты мне ее дашь, раз ты сегодня уезжаешь? Она с тобой или в твоих вещах?
– О, нет, я не так глуп, чтобы хранить ее у себя. Она спрятана у одного надежного моего друга и о ней никто не знает, только он да я. А теперь ты вот знаешь. А я возьму у него… Или нет, я скажу ему, и он передаст ее тебе.
