Последний император - [10]

— Куда ты теперь, наставник? — крикнул я вслед.

— В Кучжусы, монастырь Горького Бамбука. — Он остановился вдалеке, сложив ладони вместе, и обратил взор к небу. Его последние слова я еле разобрал. Монастырь Горького Бамбука в Лесу Горького Бамбука. Лес Горького Бамбука на горе горького Бамбука.

Я обливался слезами, хотя понимал, что поступать таким образом в подобных обстоятельствах — грубейшее нарушение этикета, но с другой стороны, раз я — правитель Се, то могу делать, что захочу: захочу плакать — буду плакать. Кто такая моя бабка, госпожа Хуанфу, чтобы не разрешать мне плакать? Вытирая слезы, я побрел обратно в Зал Изобилия Духа между двумя рядами евнухов, которые все так же лежали, распростершись, как колоды, но старались глянуть украдкой на мое заплаканное лицо. Чтобы расквитаться с госпожой Хуанфу, я походя попинал немало задранных кверху задниц, и наградой мне были приглушенные стоны. Так, пиная задницы, я и возвращался к трону, удивляясь при этом, какие они невероятно мягкие и невыразимо противные.

Вечером после ухода Цзюэкуна шел дождь. С неба тихо падали жемчужные капли, а я стоял, прислонившись к окну, погруженный в горестные размышления. Огни дворцовых светильников метались и мерцали под влажным ветерком, который шуршал во дворе мертвыми ветками и пожелтевшими листьями банановых деревьев и хризантем. Такими дождливыми ночами многие вещи промокали насквозь и начинали потихоньку гнить. Сквозь шелест дождя комариным звоном до меня доносился монотонный голос мальчика-шутуна, который не переставая бубнил что-то вслух из «Луньюя». Однако я его не слушал. Мои мысли по-прежнему занимал мой наставник, буддийский монах Цзюэкун. Я думал о его мудрости и проницательности, о том, насколько изысканной была его речь, вспоминал худое, не сравнимое ни с кем иным лицо и последние слова, что он сказал, прежде чем покинуть меня. Чем больше я думал о нем, тем горше становилось на душе, и я никак не мог смириться с тем, что у меня отняли моего любимого Цзюэкуна.

— Где находится Монастырь Горького Бамбука? — спросил я мальчика-шутуна, прервав его речитатив.

— Где-то далеко. Вроде бы, в царстве Вань, среди высоких горных хребтов и вздымающихся в небо вершин.

— Ну, а поточнее? Если ехать на повозке, сколько дней пути?

— Точно не знаю, Государь собирается отправиться туда?

— Нет, просто спросил. Я много куда хотел бы отправиться, но мне нельзя, госпожа Хуанфу не дает и шагу сделать из дворца.

В ту дождливую ночь мне опять снились кошмары. Маленькие белые демоны стояли теперь, печально завывая, по всем четырем сторонам кровати: тела у них были, как у тряпичных кукол, а лица — как у некоторых знакомых людей из дворца. Один казался похожим на похороненную заживо госпожу Ян, другой — на Дайнян, которой отрубили пальцы, а потом вырвали язык. Я проснулся в холодном поту и, прислушавшись, сообразил, что дождь еще идет. К своему ужасу я обнаружил, что расплывчатые контуры маленьких белых демонов остались на вышитом одеяле, и стал колотить по кровати. Девушки-служанки, спавшие на полу рядом, окружили кровать, обмениваясь недоуменными взглядами. Одна из них подняла ночной горшок.

— Да не хочу я на горшок! Быстро помогите мне прогнать этих маленьких демонов с кровати! — заорал я на них, размахивая обеими руками. — Не стойте как идиотки. Шевелитесь, гоните их.

— Никаких маленьких демонов здесь нет, государь, — проговорила одна из девушек. — Это лишь лучики лунного света.

— Это тени от светильников, ваше величество, — сказала другая.

— Вы все слепые, слепые! И дуры безмозглые! Вы что, не видите, как эти маленькие белые демоны прыгают туда-сюда у меня в ногах? — Я с трудом выбрался из кровати. — Найдите мне Цзюэкуна, — велел я, — и побыстрее. Пусть прогонит всех этих маленьких белых демонов.

— Ваше величество, наставник Цзюэкун сегодня покинул дворец, — трепеща от страха, затараторили девушки. Они по-прежнему не видели демонов у меня на кровати.

Тут я полностью проснулся, и до меня дошло, что монах Цзюэкун сейчас, наверное, бредет под дождем по дороге, ведущей в Монастырь Горького Бамбука в царстве Вань, и больше уже не сможет прогонять от меня всю эту страшную нечисть. Цзюэкун ушел, и бедствия скоро обрушатся на царство Се. В памяти вдруг всплыло это странное пророчество из уст полоумного Сунь Синя, и я преисполнился печали и возмущения. От вида сонных служанок, столпившихся вокруг кровати с отсутствующими лицами, стало так тошно, что я вырвал ночной горшок у той, что держала его, и с силой швырнул на пол. Грохот разлетевшейся керамики прозвучал в безмолвии дождливой ночи особенно отчетливо. Насмерть перепуганные девушки повалились на колени.

— Ночной горшок разбился, и бедствия скоро обрушатся на царство Се, — провозгласил я, подражая безумному старику Сунь Синю. — Я видел маленьких белых демонов, и бедствия скоро обрушатся на царство Се!

Чтобы маленькие белые демоны больше не одолевали меня, я в нарушение всякого этикета уложил вместе с собой двух служанок, по одной с каждой стороны, а еще двое в ногах наигрывали на цине[15] и негромко напевали. Как только маленькие белые демоны куда-то скрылись, дождь во дворе тут же перестал, и о нем напоминали лишь еле слышные звуки капель, бессильно падавших с карниза на листья, бананов. От лежавших рядом девушек приятно пахло пудрой, а из окна в то же время доносилась вонь гниющей растительности и дохлых насекомых — неизменные запахи царства Се. И это была лишь одна ночь в первые годы после того, как я стал государем.