Последний год жизни Пушкина - [196]
С. Н. Карамзина — А. Н. Карамзину.
3–5 июня 1837. Из Царского Села в Баден-Баден.
<…> То, что ты рассказываешь нам о Дантесе (как он дирижировал мазуркой и катильоном), заставило нас содрогнуться и всех в один голос сказать: «Бедный, бедный Пушкин! Не глупо ли было жертвовать своей прекрасной жизнью! И для чего!» <…> (фр.)
С. Н. Карамзина — А. Н. Карамзину.
22 июля 1837. Из Царского Села в Баден-Баден.
Вечером на гулянии увидел я Дантеса с женою: они оба пристально на меня глядели, но не кланялись, я подошел к ним первый, и тогда Дантес à la lettre[668] бросился ко мне и протянул мне руку. Я не могу выразить смешения чувств, которые тогда толпились у меня в сердце при виде этих двух представителей прошедшего, которые так живо напоминали мне и то, что было, и то, чего уже нет и не будет. Обменявшись несколькими обыкновенными фразами, я отошел и пристал к другим: русское чувство боролось у меня с жалостью и каким-то внутренним голосом, говорящим в пользу Дантеса. Я заметил, что Дантес ждет меня, и в самом деле он скоро опять пристал ко мне и, схватив меня за руку, потащил в пустые аллеи. Не прошло двух минут, что он уже рассказывал мне со всеми подробностями свою несчастную историю и с жаром оправдывался в моих обвинениях, которые я дерзко ему высказывал. Он мне показывал копию с страшного пушкинского письма, протокол ответов в военном суде и клялся в совершенной невинности. Всего более и всего сильнее отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне после обручения с сестрою ее и настаивал на том, что второй вызов a été comme une tuile qui lui est tombée sur la tête[669].
A. H. Карамзин — Карамзиным.
8 июля/26 июня 1837.
Из Баден-Бадена в Петербург.
Милостивый государь Андрей Яковлевич!
…На днях мы схоронили великана родной поэзии. Пушкин убит на дуэли с поручиком кавалергардского полка Геккерном, который усыновлен голландским посланником при нашем дворе, а в службу принят по ходатайству герцогини Беррийской, имевшей с ним, как уверяет la chronique scandaleuse[671], любовную интрижку. Он был бедняк и получал пособие от щедрот императора. Причиною ссоры между творцом «Онегина» и творцом пакостей была, как говорят, ревность. Геккерн, или по прежнему прозвищу Дантес, начал сильно волочиться за женою поэта; одна дама, влюбленная в Дантеса, стала писать к Пушкину письма anonymes[672], в коих то предупреждала его, то насмехалась над ним, то уведомляла, что он принят в действительные члены Общества рогоносцев. Жена Пушкина кокетствовала с ним и тем еще больше разжигала ревность мужа, в жилах которого кипела африканская кровь деда его Ганнибала. Однажды, встретив его у своей жены, Пушкин грозно спросил: зачем он так часто ездит к нему? Тот, не собравшись с духом, отвечал, что влюблен в сестру жены его. «Так женитесь же на ней!» возразил Пушкин. И тотчас же их обручили. 9 января нынешнего года была объявлена свадьба, а 27, как уверяют, он опять нашел в гостях у своей жены Дантеса и вызвал его на поединок. Через два часа после этого они стрелялись: француз-голландец ранен легко в правую руку, Пушкин в bas ventre[673]; пуля прошла с правого бока к левому, остановилась под кожей, не повредила ни мочевого пузыря, ни кишек, ни селезенки, а всю внутренность оконтузила и парализовала. Они стрелялись на барьере в 20 шагах и могли подходить по пяти шагов ближе, т. е. так, чтобы между ними оставалось 10 шагов. Но Геккерн, сделав только три шага, выстрелил. Пушкин упал, противник его бросился было помогать ему; но Пушкин приподнялся и сказал: «я ранен в ляжку», а противнику, чтоб он становился на дистанцию, потому что — «я хочу стрелять». Выстрелил и ранил легко. Первое слово его было, когда привезли его раненного домой, жене: «ты невинна!» Потом написал письмо к императору, от которого получил следующие бессмертные строки. Их нельзя читать без сладких слез и без гордости, что у нас такой славный царь, строгий и милосердный, возвышенный и нежный. Вот они почти слово в слово: «Любезный Александр Сергеевич! Если нам не суждено в сей жизни с тобою видеться, то прими мое прощение и совет: призови духовника и кончи дни свои, как истинный христианин. О жене и детях не огорчайся: я буду отец им».
NB Все письмо Е. И. В. Написано карандашом и собственною рукою.
Но Пушкин уже сам потребовал священника и приобщился св. тайн прежде, чем получил всемилостивейший рескрипт государев. 29 января в 2 часа 30 минут он скончался. Два сына его взяты в пажи, дочери в один из женских институтов; в указе камер-юнкер Пушкин наименован камергером. <…>
А. Ф. Воейков — А. Я. Стороженко.
4 февраля 1837. Из Петербурга в Варшаву.
<…> В течение двух прошедших недель здесь все говорило, спорило, шумело о смерти Пушкина. Потеря этого человека — без преувеличения — необыкновенного поразила сильно, особенно юную генерацию. Говорят, при теле его пребывало 32 т. человек! Смерть Карамзина того не произвела. Отчего? В настоящем случае уже видна народность; в России 10 лет — целый век: она шагает удивительно. Надобно вспомнить, что за 10 лет мы не имели 60 книг Полного собр. законов и знаменитого Свода законов. То же и по всем частям; но я возвращаюсь к Пушкину.
