Последний год жизни Герцена - [15]

Шрифт
Интервал

Думаю, что устои возникали, возникают и будут возникать и в безрелигиозных семьях. Где царят любовь, одухотворяющая неизменную косность быта, забота, внимание старших друг к другу, к близким, к дальним, к детям. Где есть нечто неизменное, как портреты предков, висящие на определенных местах, как постоянно расставленная мебель, нечто повторяющееся, как звон колокольчика к завтраку, к обеду, к ужину.

Когда Александр Иванович в 1868 году лечился от диабета, к нему в Виши приезжали Наталья Алексеевна и Лиза. Письма этого месяца выделяются на общем драматическом фоне радостью, спокойствием. Значит, хоть на месяц у него оказался суррогат дома - с некой устойчивой повторяемостью.

Устои, стоять, выстоять, устойчивость - вот чего не дал, не мог дать близким. Дал "фибрин" ума.

Прав был Достоевский: поэтическое начало в Герцене важнее всего. Любой отсчет идет от культуры.

Дикие призывы к тому, чтобы закрыть книгу, оставить науку и идти на какой-то бессмысленный бой разрушения, принадлежат к самой неистовой демагогии и самой вредной...

Нет, великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей. Христианство проповедывалось чистыми и строгими в жизни апостолами и их последователями...

Та же мысль изложена и в письме Огареву от 3 октября 1869 года.

Разница в определении момента, разница в определении средств... и по-моему это вовсе не шуточное дело - совершенная разница языка, глоссологии. Тебе, напр(имер), кажется хирургическая фраза - не беда, а мне - беда. Ты думаешь, что призыв к скверным страстям - отместка за скверну делающуюся, а я думаю, что это - самоубийство партии и что никогда, нигде не поставится на знамени эта фраза. (Собр. соч. Т. XXX, 207.)

В письмах "К старому товарищу" мысль, неизменно соединенная с лирическим ощущением - воспоминанием, повторяется, развивается:

Я это так живо чувствовал, стоя с тупой грустью и чуть ли не со стыдом... перед каким-нибудь кустодом, указывающим на пустую стену, на разбитое изваяние, на выброшенный гроб, повторяя: "Все это истреблено во имя революции".

Искусство и наука ниспровергались в бакунинских листовках и в листовках, написанных Бакуниным совместно с Огаревым. И, разумеется, самым категорическим образом - у Нечаева:

Не признавая другой работы, кроме подготовления социальной революции, мы отрицаем честность всякого труженичества и преданности науке, искусству или чему-либо, если в основании этого труженичества и преданности лежит не вывод из анализа современной жизни, а какое-нибудь частное стремление или какая-нибудь частная цель.

***

Последний год, столкновение с врагами и споры с союзниками, развал семьи - все подводило Герцена к мысли о цене распада.

Так было всегда. Исследование драмы 1849- 1852 годов было не просто историей одного банального треугольника.

Герцену, как и многим людям, приходилось прощаться с прежними друзьями. Но пока дружба длилась, это была истинная религия, не имеющая никакой цели, никаких "видов" вне самой дружбы.

Нечаев проповедует нечто прямо противоположное:

Мера дружбы, преданности, прочих обязанностей в отношении к... товарищу определяется единственной степенью - полезности в деле всеразрушающей практической революции.

***

В последние годы Герцен все больше думает о сохранении: культуры, семьи, личных отношений, человека.

Герцен - Огареву

14 августа 1868 г. Отказаться от всего и ждать, когда условия жизни и мозгов дозволят уравновешивание, можно. Но если хочешь спасти - то Лизу, то Тату... устроить какую-нибудь жизнь, сносную для себя и десяти других, когда видишь, что без тебя все рухнет, - тогда надобно иметь волю или страдать, проклиная свою слабость... Ты был поставлен необыкновенно счастливо временем и обстоятельствами. Мимо тебя все идет не зацепляясь, все на свете понимая глубоко - ты выходишь сух из воды. Отсутствие детей сняло с тебя страшные вериги, вымышленные отношения все же легче. Вместо крутой раздражительности, невольно берущей мелочи к сердцу, - у тебя кроткий и безмерный эгоизм - и притом до нежности гуманный. Внешний ветер не поднимает злую тину со дна, а только подергивает темнотой зыбь. Тебе иерархическая власть была не нужна, ты никого не вел, не тащил, - и если попал в беду, то попал один. Все скверное, что разрушено, - разрушено волей против авторитета. Все хорошее, что создано, - создано авторитетом... (Собр. соч. Т. XXX, 2, 434-435.)

В малых пределах семьи он возвращался к тому, что начал ниспровергать еще подростком, юношей, - к авторитету. Понимая под словом "авторитет" не столько иерархию власти, сколько иерархию накопленного опыта. Право возраста.

К новой оценке авторитета вел и груз ответственности. Постоянно побуждая, вынуждая к решениям, которые никто не мог свершить - во всяком случае не свершал - за него. А он за других - постоянно.

Находить человеческие решения, человеческий выход из безвыходности всегда трудно. Сравнительно легче - если ты один, если отвечаешь только за себя, должен справляться только с собой.

Несравненно труднее, если позади длинная дорога, ты опутан бесчисленными связями; любой твой шаг (и отсутствие шага) отзывается на других людях.


Еще от автора Раиса Давыдовна Орлова-Копелева
Амброз Бирс

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Двери открываются медленно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поднявший меч

Раиса Орлова — критик-публицист. Ею написаны книги: «Потомки Гекльберри Финна» — очерки современной американской литературы (1964 г.), «„Мартин Иден“ Джека Лондона» (1967 г.), «Роман Хемингуэя „По ком звонит колокол“» (1969 г.), «Гарриет Бичер-Стоу. Очерк жизни и творчества» (1971 г.), много статей об американской литературе, предисловий и послесловий к советским изданиям американских авторов.Новая книга «Поднявший меч» рассказывает о национальном герое Америки Джоне Брауне, главным смыслом жизни которого стала борьба против рабства.


Мы жили в Москве

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о непрошедшем времени

В 1993 г., уже после смерти Орловой, увидела свет ее книга «Воспоминания о непрошедшем времени», в которой она с непреоборимой беспощадностью к себе рассказала о жизненных перипетиях своего поколения. Эту книгу Раиса Орлова писала двадцать лет. Она вновь и вновь перебирала все случившееся на ее веку, пыталась ответить себе и читателям, как вышло, что в молодые и зрелые годы верила в ложь и была невольной соучастницей этой лжи и зла, до конца ли искупила то, в чем считала себя виноватой. Пожалуй, особая ценность книги в том, что окончательного ответа автор не нашел.


Рекомендуем почитать
Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».