Последний еврей из КГБ - [8]

– Ты до этого служил в пехоте?

– Ну, да. Но после того случая меня отправили учиться. Так я впервые попал в Москву. Метро, Кремль, Красная площадь! В Москве, в 44 году, уже была почти мирная жизнь. Я такого уже не видел давно. А шё я вообще видел? Где я был, кроме Одессы? Но и это еще хорошо. Твоя мама до войны паровоза не видела. Она тебе рассказывала? Ну, вот. А тут – Москва! Жили мы на территории войсковой части. Но у нас было всё своё – жилой корпус, столовая, учебные классы. Даже стрельбище. Жили каждый в своей комнате. Представляешь? С утра до вечера занятия. Продохнуть некогда. По фамилии никого не называли. Курсант, и всё.

– А как же к вам обращались? Ну, например, чтобы вызвать к доске?

– Преподаватель задавал вопрос. Никому конкретно. А потом подходил к кому-то, и говорил: «Курсант!» И надо было отвечать.

– А если ты не знал ответ, ставили «двойку?»

– Нет. Там «двойки» не ставили. Не ответишь пару раз, и человека могли просто отчислить.

– А могли расстрелять, да?

– Да шё за ерунда!? Расстрелять… За шё? За то, шё не ответил на вопрос? Не подошел человек, пойдет служить дальше. За это расстреливают? Ну, ты даешь! Вам тут понарассказывали…! Сейчас молодежь думает, шё Сталин был каким-то зверем.

– А каким он был? Ты его видел?

– Я Сталина не видел. Один раз я видел машину, в которой он ехал.

– Ух, ты! В Москве?

– Нет. В Крыму. В начале 45 года. Была там знаменитая Ялтинская мирная конференция. Знаешь об этом?

– Немножко.

– В 45 году в Ялту прилетели Рузвельт, Президент Америки и Черчилль – премьер-министр Англии. Они там встречались со Сталиным. Обсуждали послевоенный мир. Аэродрома в Ялте не было. Поэтому все прилетали на аэродром в городе Саки. Это недалеко от Симферополя. А оттуда – на машинах в Ялту. По всей трассе стояли красноармейцы. И, вот, среди них был и я.

– Ого! Это ж сколько надо красноармейцев? Некому с немцами воевать.

– Ты не волнуйся. Всем всё хватало. Немцам – в первую очередь. Красноармейцами одели войска НКВД. Ну и нас, курсантов СМЕРШ, тоже направили. Такие, своего рода, практические занятия. Мы и на трассе стояли, и в оцеплении. Со старшими сотрудниками занимались и оперативной работой.

– А это, что?

– Оперативная работа – это работа с населением. Изучали его и лично, и по спискам. Искали неблагонадежных. К моменту начала конференции, правда, от всех подозрительных лиц уже тогда территорию очистили. Но всегда надо проверять и перепроверять. Вот этим мы и занимались. Не спали, не думай. Это была хорошая школа.

– А когда ты видел машину Сталина?

– Вот тогда, когда стояли в оцеплении в Ялте. Как-то проехало три-четыре машины. Проехали, и вдалеке остановились. Вышли из них люди. Далеко было. Лиц не рассмотреть. Кто-то потом сказал, шё там, среди них, был и Сталин. Но точно утверждать не могу. Не видел.

– Страшно было?

– Волновался, конечно. Ответственность.

– А Сталин был не страшный? Сейчас его имя даже как-то боятся произносить.

– Ну, как тебе сказать? Сталин был очень непростой человек. Вот о простом человеке можно сказать: «Это – хороший человек, или плохой» Да? А, вот, о Сталине так не скажешь.

– Почему? Он же как-то хорошо делал людям или плохо?

– Время было очень сложное. Нужно было и страну строить, и обороной заниматься. И население кормить. И дома возводить. В общем, всем надо было заниматься. И заниматься, шё называется, срочно. Тут хорошим не будешь. Надо было с людьми очень строго. Шёбы все это поднять, надо было приложить неимоверные усилия. Иначе, ни черта бы не было. Никто нам не хотел помогать. Разве что, Германия. А по-хорошему людей работать на износ не заставишь. Сталину приходилось быть жестоким. Взять, хотя бы голод 33 года. Я тогда уже был взрослым мальчиком. Чуть младше тебя сейчас. Помню. Лето, жара. Дождя – ни капли. Все сгорело. Весь урожай. Кушать нечего. Но мы жили в Одессе. Море спасало. Можно было рыбу поймать, мидии, рачков. А кто жил в селе… Те умирали. А Сталину надо было поставлять зерно в Германию. За станки и оборудование. Шла индустриализация. Сталин забирал у людей последнее, и кораблями отправлял немцам. Мы жили на Пересыпи. В хлебной бухте каждый день корабли грузились. Я сам видел! Сколько в тот год умерло! Вот… Понимаешь? Это ж надо не иметь сердца, шёбы так с людьми. Он же знал, шё люди будут умирать с голоду! И все равно, забирал хлеб… Но в 46-м был опять неурожай. И Сталин не смог отменить карточки. А обещал. И вот. Он выступил и извинился. Сказал, шё мы обещали отменить карточки, но сейчас не можем. Засуха. Извините! Ну, я тебя только спрашиваю! Ему надо было извиняться? Его после войны и так на руках носили! Но он извинился. Вот такой был Сталин. Шё скажет – сделает. Слов на ветер не бросал. Сам был работяга, и других заставлял. Одна война чего стоит! Промышленность за Урал эвакуировал. На пустом месте заводы ставил, и они через месяц уже продукцию давали. А заставить людей воевать! Это ж надо уметь! Кто хочет идти на смерть? А он смог заставить! Такому Гитлеру хребет сломать! Никто не смог, ни Европа, ни Англия. А он смог! Это надо было быть Сталиным! Таких больше нет. Где они? А? Нема! Эти… Хрущев, Брежнев… Все они Сталина вроде осуждают, а сами хотят быть, как он. Хотят быть похожими на него. А на кого они похожи на самом деле? На окурки от папиросы…