Последний еврей Багдада - [3]

Гостиничной охраны нигде не было.

— Как сбежали командиры, так эти оборванцы тоже побросали свои посты и просто растворились, — пожаловался портье на дезертиров.

Он с опаской поглядывал на испачканный кровью рукав Дэвида.

— А крестоносцы не объявлялись? — спросил журналист.

Еще в Лондоне перед поездкой в Багдад он решил для себя, что будет строго следовать главному журналистскому принципу — соблюдать нейтралитет по отношению к обеим воюющим сторонам. Но ярость из-за бессмысленной гибели коллег здесь, в отеле, о котором всем было известно, что он населен представителями прессы, требовала выхода.

Худой и высокий араб с бегающими глазами метафоры не понял. Он пожал мосластыми плечами и развел в стороны похожие на жерди руки.

— Американцы не появлялись, спрашиваю? — пояснил Дэвид.

— Ах, эти, — протяжно произнес служащий, — проезжали мимо несколько «Хаммеров», покрутились на набережной и помчались дальше.

— Старина, — вкрадчиво произнес журналист, наклонившись над стойкой, — у меня к тебе дело, не терпящее отлагательств. Мне нужен телефон.

— Вы можете позвонить из номера или вот, — портье поставил перед Дэвидом телефонный аппарат.

— Нет, ты опять меня не понял. Мне нужен мой спутниковый телефон, тот, что ваш главный по прессе забрал у меня еще в аэропорту. Я видел, как он уносил его вон в ту каморку.

Дэвид указал на дверь позади портье.

По правилам аккредитации, введенным еще задолго до войны, у всех журналистов при въезде в страну отбирали сотовые и спутниковые аппараты. То ли местные контрразведчики параноидально боялись шпионов, то ли просто хотели знать обо всем, что представители иностранной прессы отправляют в свои редакции. При выезде телефоны возвращали.

В «Палестине» был оборудован неплохой пресс-центр, но все журналисты знали, что линии прослушиваются, а электронная почта читается. Некоторые, надиктовав в редакцию текст очередного репортажа, в конце в шутку передавали привет «дежурному офицеру». А один колумнист из известного немецкого еженедельника, с которым Дэвид познакомился недавно, рассказал, что даже специально дублирует отсылаемые по почте тексты на арабский язык, чтобы местные «Джеймсы бонды» не тратили время на их перевод. Коллега уверял, что так электронные письма доходят намного быстрее.

В редакциях, конечно, знали о специфике работы в Ираке, но все равно, отправляя людей в Багдад, снабжали их мобильными средствами связи.

— Очень сожалею, но у меня нет ключей от этой комнаты, — жуликоватый портье старался не смотреть в глаза.

— Дружище, — совсем не по-дружески произнес Дэвид, — ключи лежат в правом верхнем ящике стойки, именно там, куда ты их положил после того, как запер дверь в прошлый раз.

Служащий притворно схватился за голову и запричитал что-то по-арабски. Видимо, жаловался на страшную занятость и естественную в таких невыносимых условиях работы забывчивость.

Воровато оглянувшись, он провернул ключ в замке и пропустил Дэвида внутрь. На стеллажах были расставлены короба с номерами. Дэвид быстро нашел свой. Аккумулятор у телефона был разряжен, но это пустяки. Главное, теперь можно будет оперативно связываться с редакцией.

Дежурный на двенадцатом этаже, оценив изрядно потрепанный вид журналиста, чья одежда и волосы были покрыты пылью, заявил, что из-за поврежденного взрывом водопровода помыться в номере не удастся. Душ работает только у гостиничного бассейна. Дэвид поставил телефон на зарядку, взял полотенце и спустился вниз.

На скользком и мокром кафеле душевой играли красные всполохи аварийного освещения. Фонари то разгорались ярче, то снова гасли. Как на терпящей бедствие космической станции в каком-нибудь дешевом фантастическом фильме, — подумал репортер.

В кабинках хлестала вода. Добротная четырехзвездная гостиница стремительно превращалась в постоялый двор. Как еще только персонал не разбежался. Хотя это-то как раз неудивительно. В городе сейчас несоизмеримо опаснее, чем даже в подвергшейся обстрелу «Палестине». К тому же отель по-прежнему набит иностранцами, и они продолжают платить долларами, а не динарами.

Дэвид бросил одежду на скамью. Рядом с кабинками от пола поднимался такой густой пар, что разглядеть что-либо было уже совершенно невозможно. Так и ошпариться не долго, — решил репортер и осторожно протянул вперед руку. Ладонь обхватила нечто мягкое, упругое и одновременно шелковисто-нежное. Еще через мгновение кто-то схватил его за запястье, резко рванул на себя и нанес сильнейший удар в солнечное сплетение.

Дэвид отлетел назад — в пустую кабинку, где его тут же обожгло ледяной водой. Дыхание перехватило, и вновь зашумело в голове. Темнота окрасилась в багрово-желтые цвета. Фонари вспыхнули ярче обычного, и, как в кошмаре, материализовалось лицо злодея — невообразимо прекрасное, с огромными черными глазами. Дэвид готов был поклясться, что на долю секунды на месте зрачков зажглись два раскаленных угля. Капельки воды сверкали на изогнутых ресницах, бежали по влажным щекам, губам, подбородку, срывались с них, образовывали каскады водопадов, разбивавшиеся о великолепной формы груди. Одну из них он только что держал в своей ладони.