Последний дубль Декстера - [3]

А потом на столе зазвонил телефон, и, поскольку мне не хватило догадливости не брать трубку, все изменилось – раз и навсегда.

– Морган, – произнес я в трубку. Знай я, что меня ожидает, голос мой прозвучал бы не так жизнерадостно.

Кто-то на другом конце провода издал горлом неопределенный звук, и я, к своему удивлению, узнал говорившего. Такой звук капитан Мэтьюз издает всякий раз, когда хочет привлечь внимание собеседника к последующему важному заявлению. Однако что он мог сообщить мне – мне, не дожевавшему и одного пончика простому криминалисту!

– Гхм, э… Морган, – произнес капитан. После чего в трубке наступила тишина.

– Морган слушает, – попробовал помочь я.

– Тут… э… – произнес он и снова прокашлялся. – У меня есть специальное поручение. Вам. Не подниметесь ли вы ко мне в кабинет? Прямо сейчас, – последовала еще одна неловкая пауза. – Э… Пожалуйста, – добавил он совсем уж неожиданно перед тем, как повесить трубку.

Некоторое время я тупо пялился на трубку, держа ее в руке. Я никак не мог понять, что случилось и что означало это «подняться к нему в кабинет – прямо сейчас». Как правило, капитаны полиции не дают специальных поручений мелким экспертам по анализу крови, а просто так эти мелкие эксперты к ним в кабинет тоже заглядывают редко. Так в чем же дело?

Совесть моя – как и положено объекту в высшей степени мистическому – была чиста, и все же я ощущал легкую неуверенность. Уж не грозит ли мне чего – вдруг всплыла какая-нибудь улика моих извращенных развлечений? Я всегда относился к таким вещам в высшей степени внимательно – ни одной части тела я за собой не оставлял! – да и в любом случае, последний эпизод, заслуживавший мало-мальского упоминания, имел место довольно давно. Мне даже начинало уже казаться, что слишком давно, поэтому несколько последних вечеров я провел, изучая список потенциальных кандидатов и обдумывая дату очередной Игры. Со времени последнего Романтического Свидания прошло несколько месяцев, и я наверняка заслуживал нового – если, конечно, меня каким-то образом не вычислили. Однако возвращаясь в мыслях к тому восхитительному вечеру, я не припоминал ни одной осечки, ни одной оставшейся без внимания детали – ничего, кроме безукоризненного совершенства. Или кто-нибудь как-нибудь что-нибудь все-таки разнюхал?

Но нет: такого просто не может быть. Как всегда, я продумал все до мельчайших деталей. И потом, если бы мои артефакты и обнаружились бы, меня вряд ли приглашали бы вежливо в кабинет к начальнику – тем более, с добавлением слова «пожалуйста»! Вместо этого я оказался бы в окружении стволов группы быстрого реагирования, каждый из членов которой отчаянно желал бы, чтобы я выкинул какой-нибудь фокус, дав им повод нажать на курок.

Должно быть, имелись и другие, куда более простые объяснения тому, с чего это вдруг капитан Мэтьюз приглашает меня на Олимп, однако сколько я ни напрягал свой могучий мозг, на ум не приходило никаких мыслей, кроме того, что стоит все-таки доесть свой пончик, прежде чем предстать перед августейшими очами. Не ответ, конечно, но все же мысль отличалась ясностью и практичностью, а за ней и другая в голову пришла: какая разница, чего ему нужно? Он начальник, я дурак, значит, он отдает приказы, а я их выполняю. Собственно, это единственное, что нужно знать человеку в этом мире. А посему я встал из-за стола и под звуки волынок, исполнявших в моей голове «Зов долга», пошел к двери, на ходу дожевывая многострадальный пончик.

Поскольку Мэтьюз дослужился до капитана и при этом занимал важное место в системе мироздания, ему полагалась настоящая секретарша… сама себя, правда, она предпочитала называть исполнительным ассистентом. Звали ее Гвен, и она обладала тремя неоспоримыми преимуществами перед всеми другими известными мне людьми: она была потрясающе работоспособна, невыносимо серьезна и бескомпромиссно прямолинейна. Совершенно восхитительное сочетание; я, во всяком случае, всегда находил его неотразимым. Поэтому, подходя к ее столу и вытирая жирные от пончика руки о штаны (где остаткам означенного пончика самое и место), я не смог удержаться от того, чтобы не пофлиртовать с ней.

– О благородная Гвендолин, – произнес я. – Лицо, приводящее в движение тысячи патрульных экипажей…

Она смотрела на меня, чуть нахмурившись.

– Он вас ждет, – сообщила она. – В комнате для совещаний. Прямо сейчас.

Не то чтобы это слишком ободряло, но Гвен никогда не отличалась особенным чувством юмора, поэтому я одарил ее лучшей из своих неискренних улыбок и продолжил: – Красота и ум! Разрушительное сочетание!

– Да проходите же! – рявкнула она с лицом, словно высеченным из камня… ну или, по меньшей мере, из зачерствевшего пудинга. Я еще раз ослепил ее улыбкой и проскользнул мимо в комнату для совещаний.

Капитан Мэтьюз восседал во главе стола, и вид при этом имел искренний, мужественный и по меньшей мере наполовину благородный – одним словом, как всегда. По одну сторону от него сидела моя сестра, сержант Дебора Морган, и вид у нее был не самый радостный. Честно говоря, радостным он у нее случается довольно редко; помимо обычного для копа сурового выражения лица и постоянно напряженной осанки, самое жизнерадостное, что она когда-либо могла изобразить в моем присутствии, – это неохотное ворчливое одобрение. Впрочем, в то утро она производила впечатление на редкость недовольной даже по своим меркам. В надежде найти причину такого настроения сестры я обратил взгляд на других сидевших за столом.