Последний дракон - [17]

И даже если в окрестностях все-таки задержался какой-нибудь аллигатор-дегенерат, Пшик скорее предпочтет испытать судьбу против этой ящерицы, а не огромного мифологического существа, ожившего почему-то в Луизиане.

На подходе к байу Пшик нахлебался речной воды, но это ничего; она не попала в дыхалку. Пшик отплевался, а потом рванул к Хани-Айленду на всех парах паники. Не то чтобы такое плавание было особенно результативным – на самом деле, с тем, как он молотил конечностями, оно было откровенно опасным, – однако Пшик перешел в режим полета, и любые осмысленные рассуждения, какие вообще могли только прийти ему в голову, унесло вместе с ним в окно.

К Хани-Айленду Пшика вел, словно маяк, голубой огонек на задней части лодки Хука, которая, не успев затонуть полностью, еще торчала из болотной воды. До светлого неба было пока далеко, но в черноту уже закралась капля синевы, и луна потихоньку собиралась валить, так что где-то в глубине Пшикова мозга промелькнула мысль, что без сознания он пробыл по меньшей мере пару часов.

Болотная лягушка-бык размером с ананас, квакая, выпрыгнула из темноты и отвесила Пшику нехилую затрещину, вызвав у бедняги новую вспышку паники, ибо он тотчас решил, что дракон заключил с лягушками соглашение и они ему прислуживают. Однако земноводное перепугалось не меньше самого Пшика и ушло брассом вниз по реке, забив на мальчика.

«Ладно, хоть лягухи за мной не охотятся», – подумал Пшик первый и последний раз в жизни. Носок его «конверса» прочертил борозду по дну, и Пшик чуть не заорал от облегчения – наконец можно выбраться из болота. Сперва он прикинул, что если иметь дело с драконами, то лучше держаться под водой – в связи с огнем, – но потом передумал: тому аллигатору влажность ни фига не помогла.

«Верн. Дракон сам сказал, что его зовут Верн. Что это вообще за имя для сверххищника?»

Очуметь.

Вся эта ночь была в книге его жизни страницей безумия.

Пшик нашел в насыпи нишу и втащил себя на Хани-Айленд, едва не парализованный томительным ужасом и весом болотной грязи, облепившей всю одежду до нитки.

«Можно остаться тут, – подумал он, – и пусть водоросли пустят корни. Стать растением. Драконы ведь не едят растения, правда?»

С другой стороны, Верн, как Пшику казалось, мог съесть все, что ему заблагорассудится.

А еще, если он исчезнет, матушка сойдет с ума от беспокойства, и после всего, что она прошла с его настоящим папашей и потом с ненастоящим, и теперь, когда ее преследует Ридженс Хук, Пшик ненавидел огорчать матушку. У нее бывало два вида огорченного лица. Первый матушка использовала, когда Пшик рядом – напряженный, сдержанный, с внезапными прерывистыми вздохами, словно она боялась расслабить желваки надолго и не удержать себя в руках. А второе она выпускала, когда думала, что никто не видит. И оно всякий раз било прямо в сердце. Элоди ложилась щекой на стол и рыдала так, словно на свете нет большей печали. Она плакала, пока вокруг не растекалась лужа слез, громко, как несчастная кошка. Пшик правда очень ненавидел этот звук – и не любил быть его причиной.

Временами то, что он огорчал Элоди Моро, расстраивало Пшика настолько, что он, вместо присущих ему нечистых побуждений, почти становился на путь добродетели.

Почти.

Пшик обнаружил, что его пирога на самом деле никуда не уплыла, но застряла в камышах. Вытягивая ее, Пшик с каждым рывком костерил Хука. С двигателем пришлось повозиться чуть больше – на винт намотался хлам, судя по всему, со всего болота.

Небо уже стало синевато-серым, и Пшик, сидя на корточках и дергая двигатель, превратился в отличную, мать его, мишень. Он видел в воде свое отражение, а раз он его видел, то само собой разумеется, что и самого его тоже кто-нибудь запросто увидит.

Кто-нибудь… или что-нибудь.

Стремно – вот, каково было Пшику. Он вскидывал голову на каждый шорох, как олень у водопоя.

«Пора убираться», – подумал он.

Пшик толкнул свою лодку, запрыгнул в нее и, несмотря на остаток забившихся водорослей, дернул шнур – что без сомнения было плохо для мотора, но времена нынче исключительные: Ридженс Хук, возможно, давно свалил, но на хвосте скорее всего висит чудовище.

Мотор – надежный «Свомп Раннер», собранный из набора деталей – оправдал репутацию, с визгом ожив и нарезав растительность. Звук разнесся во все стороны, но сейчас Пшик ничего не мог с этим поделать. Из двух зол он, вроде бы, выбрал меньшее.

– За мной гонится дьявол, – произнес Пшик, поддавая газу. Не то чтобы мотор в его распоряжении смог бы обогнать особенно целеустремленную стрекозу, не говоря уже о драконе, но ощущение воды, плещущей в фанерные бока пироги, несколько приободрило.

Путь на север занимал не более десяти минут, однако Пшику казалось, что он гнал все утро. Он прикинул, что дракон вряд ли захочет щеголять чешуйчатой тушей перед туристами, рыбаками и охотниками, любившими выбраться на реку с утра пораньше. Чудовищу вроде Верна не выжить, прогуливаясь по населенной местности, даже просто затариваясь там водкой.

Если, конечно, на него не наткнется какой-нибудь языкастый пацан.

Точно, если не вот это обстоятельство.

Перл текла, полноводная и ленивая, вниз к заливу, а лодка Пшика неслась по ее глади, словно пальмовая ветвь на ветру, даже против течения. Идеальная конструкция. Детишки нынче предпочитали стеклопластик; даже местные не стали бы напрягаться и выстругивать пирогу. Однако Ваксмен свято верил в деревянное судно, и сейчас Пшик был рад, что последовал совету древней сволочи. Все, что пироге нужно – шлепок по заднице от крошечного двигателя, и она летела изящней копья.