Последний допрос - [24]

- Как-нибудь, товарищ лейтенант!- неизменно отвечал он на все вопросы Романа о здоровье, настроении и способности шагать дальше.

Сержант Лошаков годился Роману в отцы. Он воевал с немцами еще в полках генерала Брусилова, потом с красными гнал адмирала Колчака на Дальний Восток, но только иногда, словно между прочим, подсказывал он Роману ту мысль, которая была нужна в этот момент.

Как-то Роман признался своему заместителю, что то обстоятельство, что он моложе своих солдат, мучает его. И Лошаков ответил просто и деловито:

- Солдат должен всегда понимать, что он сумеет сделать все, что ни прикажет командир. Даже черта поймать у себя за пазухой.

У выхода из землянки Абдулла развел огонь и задумал вскипятить чай. Но дым почему-то оставался внутри землянки, будто его кто-то специально вдувал сюда. Все трое махали пилотками, полами шинелей, но дым, как пыль в безветрие, кружился на месте, терзал глаза и легкие.

- И на кой черт тебе этот чай?- слезливо промычал Лошаков.- Уморишь ведь!..

- Ладно, пусть кипятит,- сказал Роман и, попросив Абдуллу снять на минуту котелок, шагнул через чадящие головешки в тонкие, но плотные струи дождя. Лошаков последовал за ним.

- Как Абдулла любит чай,- сказал он, поднимая воротник шинели.- И чего он в нем находит?

Роман подставил лицо дождю, вытер его подкладкой пилотки и ответил:

- Кто за чем, а казах блаженствует за чаем. Для Абдуллы этот чай, может быть, последний. Слышишь?- и указал взмахом головы в ту сторону, где особенно частой сильно ухали орудия.- Там будет не до чая.

Лошаков послушал и определенно заключил:

- Тяжелые лупят, чтоб фрицы не скучали.

Роман видел все землянки, в которых разместился его взвод. В двух было так тихо, что они казались пустыми, из третьей был слышен завидный смех. Лошаков, вероятно, понял мысли Романа и сказал:

- Пойдем, лейтенант, послушаем, как Бубнов врет.

Они пошли к землянке, присели у входа. Смех оборвался, и к выходу на четвереньках заторопился отделенный. Роман махнул рукой:

- Продолжайте. И одолжите табаку.

В землянке засуетились, и к Роману протянулось несколько рук с кисетами.

Будто не замечая легкой усмешки Лошакова (ври, мол, что куришь, а я знаю, что ты просто хочешь показаться взрослее), Роман свернул папироску и закурил. Подержал дым во рту и выдул его в сторону, чуть приоткрыв губы, как это делают опытные курильщики.

- Так вот, идут два кума по городу,- продолжал невидимый рассказчик степенно и серьезно, будто сообщая что-то важное.- Глазеют на все, как бараны на новые ворота. Подошли к ресторану, заглянули в окна: бог мой, все пьют, едят и денег не платят!

«Вот где жизнь! Зайдем?»-сказал один кум.- «Зайдем!- сказал другой.- Хоть раз в жизни поедим досыта и задарма». Зашли. Подлетел к ним официант: «Чего прикажете?»-«Все, что есть!»- ответили кумовья. Нанес им официант всякой всячины. Пьют, едят мужики и слушают музыку. Ну, наелись, напились. Подходит официант - гони монету! Кумовья рты поразевали. Один говорит: «Так разве у вас за гроши?» А другой: «Нема у нас ничего…»

Официант понял, в чем дело, подозвал вышибалу. Тот содрал с кумов кожухи и дал им коленом под зад. Вылетели они на улицу, чешут затылки. «А я, кум, чул!»- сказал один дядька. «Чего ты чул?»-«Да то, что с нас кожухи сдерут. Слышал, как тот, что тонко играет, так и пел: «Ч-и-и-м платить будешь?.. Ч-и-и-м платить будешь?»- Это он про скрипку. «А тот, что толсто, так и бубнит: «Кожухами, кожухами!..»-Это он, значит, про контрабас…

Разноголосый хохот встряхнул землянку. Прижавшись спиной к глинистой стенке входа, Роман смеялся так, что совсем забыл про шинель, спину которой до этого старался не выпачкать. Степенно похохатывал Лошаков, глядя на папироску, по привычке зажатую в кулаке.

- Вот где веселье!-услышал Роман над головой и вскочил вслед за Лошаковым.

Командир роты, старший лейтенант Березин, улыбаясь, отмахнулся от рапорта и сказал:

- Пойдем на пристань, комбат вызывает. И ты, сержант… А ребята пусть хохочут…

Они шли по мокрому, упругому песку вдоль берега, впереди - плотный, широкоплечий Березин, старый кадровик, уже побывавший на фронте и полежавший в госпитале с простреленным бицепсом правой руки, за ним, отстав на шаг,- Роман с Лошаковым. Командир роты остановился и, когда идущие сзади поравнялись с ним, сказал:

- Хорошо бы такую погодку на ночь…- и замолчал, косясь на серую, пузырящуюся водяную равнину, по которой в предстоящую ночь поплывет его рота на тот берег Ладоги, к Ленинграду. А враг близко, эти места достает его артиллерия и в погожие дни хищно просматриваются его самолетами.

Когда людей связывает одно большое дело, они даже в молчании понимают друг друга. И недосказанную старшим лейтенантом мысль додумывали Роман с Лошаковым каждый по-своему,- при переправе все может быть… А как переправятся - фронт. И там может всякое случиться. И это «всякое»- опасности, исхода которых никогда не угадаешь.

На пристани были недолго. Моряк-командир с пистолетом на длинных ремнях рассказал, где остановится пароход, где будут лежать сходни и что при погрузке и когда поплывут, главное - порядок. Командир батальона сказал командирам рот, что грузиться будут поротно: за первой - вторая и так далее. А роты - поотделенно.