Последний день матриархата - [5]
– Устала, мамуся? Не говори ни слова! Я все вижу, устала дьявольски! Сейчас я тебя покормлю, а потом отдохнешь, и все будет отлично…
Я подхожу к маме поздороваться. Мама запечатлевает на моем челе поцелуй и виновато улыбается, словно просит прощения, что у нее нет сил вымолвить хоть слово – так она, бедная, устала.
Папа расставил тарелки, нарезал хлеб. Мама села за стол, помешала ложкой суп и, наконец, произнесла первые за сегодняшний вечер слова:
– Газеты есть?
– Одну минуточку, – папа сорвался с места, метнулся в комнату и вернулся с кипой свежих газет и журналов. Наша семья выписывала их целую уйму.
Между прочим, мама была единственным человеком в нашем доме, кому разрешалось за обедом разговаривать. Вернее, мама просто не знала, что во время трапезы должна царить тишина.
Мама развернула газету, которая лежала сверху, и, глядя в нее, медленно понесла ложку ко рту. Затаив дыхание, мы с папой следили за необыкновенным полетом ложки. Вот ложка благополучно прибыла к месту назначения, не пролив по пути ни капли драгоценной влаги.
Мы с папой облегченно вздохнули и усиленно заработали ложками.
Мама вновь зачерпнула ложку, и мы с папой замерли. И на этот раз все обошлось, и третий раз, и четвертый… Что ни говори, а у мамы был большой опыт. Без газет мама никогда не обедала. На их чтение у мамы просто не было иного времени.
Наконец мама расправилась с супом и принялась за второе. Одновременно мама дочитала одну газету и взялась за другую. На мгновение мама оторвалась от газетной страницы и спросила у папы:
– Как дела дома?
– Отлично, – бодро ответил папа.
Четкий и быстрый ответ подействовал на маму успокаивающе. Она снова уткнулась в газету.
Мы с папой переглянулись. Папа состроил потешную рожицу. Кажется, пронесло.
Мама быстро прочитала газету и обратила на меня внимание:
– Как дела в школе?
– Нормально, – не задумываясь, ответил я.
Вместо того чтобы снова уткнуться в газету, мама сосредоточенно глядела на меня, точно впервые видела.
– Что-то сегодня ты плохо выглядишь, бледный, похудел, – мама повернулась к папе за разъяснениями. – Как ребенок питается?
Папа беспокойно заерзал на стуле. Когда мама задавала ему подобный вопрос, папа чувствовал себя школьником, которому приходится отвечать за то, что натворил не он сам, а другой.
Папа бросал на меня умоляющие взгляды о помощи. И я кинул ему спасательный круг.
– Я хорошо ем, – ответил я с полным ртом.
Ну, действительно, куда лучше – два обеда за день!
– Ребенок получает полноценное питание, – папа вновь обрел потерянный было дар речи.
Теперь мама услышала то, что хотела, но сомнения не оставляют ее.
– Но он все-таки бледноват…
– Весна, – легкомысленно ответил папа.
Мы пообедали и перешли в большую комнату. Мама вновь принялась за чтение газет и журналов, а мы с папой последовали ее примеру – взяли в руки книги.
Я сегодня был сам не свой, и мне совершенно не читалось, а поэтому я поглядывал на родителей.
Мама просматривала одну газету за другой, но по лицу ее нельзя было догадаться, нраится ей то, что написано, или нет.
Я не знал, какую книгу читал папа, но лицо его, словно голубой экран, рассказывало обо всем. Вот папа опечалился – наверное, герой попал в переделку. А вот папа просиял – значит, герой выпутался из чертовски затруднительного положения. А вот папа беззвучно захохотал, слезы потекли из его глаз – судя по всему, герой отмочил ужасно смешную шутку. Сомнений быть не может, папа читает «Трех мушкетеров».
Но когда папа поднял книгу повыше, я, наконец, узрел, что его так веселит и печалит – это была «Книга о вкусной и здоровой пище».
Мама отложила в сторону последнюю газету и спросила у папы:
А что, спектакль и вправду так плох, как ты о нем пишешь?
Папа радостно пунсовеет – мама заметила в ворохе газет его рецензию и даже прочла ее.
– В одном акте пересолили, в другом недосолили, а всему спектаклю не хватает остроты, перца, – объяснил папа, а я совершенно не мог понять, о чем он говорил – то ли про обед, который нам приготовил, то ли про спектакль, на который он написал рецензию.
– В общем, – заключил папа, – испортили хорошие продукты, то есть хорошую пьесу.
– Все это очень интересно, – согласилась мама, – но, по-моему, ты не рационально используешь свои способности.
Папа виновато улыбнулся.
– Вместо того, чтобы писать свои…
Мама сделала паузу. Папа не сводил глаз с мамы – как она обзовет его творения?
– …статейки, – мама наконец нашла обидное слово, и папа застонал, как от зубной боли.
– Если бы ты бросил писать свои рецензии, – на ходу исправилась мама, – а также прекратил легкомысленные выступления по телевидению, ты бы давно мог сделать диссертацию. Была бы польза и людям и тебе.
– Ма-а-мо-о-чка! – капризно надув губы, протянул папа. – Ты делаешь уже вторую диссертацию. Неужели не хватит двух диссертаций на одну семью?
Моя мама очень хочет, чтобы мой папа занялся серьезным делом. Хотя бы таким, каким занимается она.
– Ну хорошо, не хочешь диссертацию, напиши книгу. Книга – это солидно, – не отставала мама.
Папа съежился в кресле, он хотел, чтобы его вовсе не было видно.
Моя мама очень любит папу, но так глубоко прячет свои чувства, что папа, наверное, о них и не догадывается.
