Последний час рыцарей - [31]

Обеспокоенный тем, что, доверив защиту столь важного участка стены латинянам, он вызовет сопротивление среди греков, император попытался сгладить ситуацию. Он поручил защиту части стены от пристаней до императорского дворца самому высокопоставленному, если не считать его самого, человеку Византийской империи — мегадуке (великому дуке) Нотарасу, а также представителям придворной знати, находившимся под его командованием. Главнокомандующим всего христианского флота в заливе Золотой Рог был назначен адмирал Тревизано.

Однако всем и каждому было ясно: основная тяжесть атаки обрушится на ту часть стены, которая обращена к берегу. Во время прошлого нападения осман на Константинополь османы атаковали с суши. Наибольшую часть армии защитников следовало распределить вдоль этого участка стены.

Однослойную стену, окружающую императорский дворец, должна была защищать армия венецианцев под командованием посла Минотто. Тедальди, который хотя и был флорентинцем, но имел тесные связи среди венецианских купцов, тоже присоединился к этому подразделению. Отряд из пятисот генуэзских наемников под командованием Джустиниани должен был защищать участок стены к югу от дворца.

Участок, называемый Месотихион, где стена понижалась, уходя в долину реки Ликос, собирался защищать сам император (первоначально планировавший охранять дворец) с отборными греческими войсками. Далее к югу, где рельеф местности снова повышался, отряды греков, венецианцев и генуэзцев должны были совместно охранять главные ворота. Студент Убертино присоединился к венецианскому отряду под командованием человека по имени Гритти, защищавшему Пигийские ворота.

Смешать людей разных национальностей было идеей императора. Он полагал, что это не только уменьшит враждебность между различными отрядами, но и позволит наилучшим образом использовать способности каждого отряда. Этой же цели служило то, что верховным главнокомандующим стал сам Константин, командиром морских сил — венецианец Тревизано, а сухопутных — генуэзец Джустиниани. Пока что эта смешанная армия выказывала такую сплоченность и единство (независимо от того, кто стоял у нее во главе) и, как казалось, была настолько преисполнена желанием сражаться, что заботы и предосторожности правителя, возможно, оказались излишними.

…Тедальди, вступивший в венецианское подразделение, защищавшее дворцовую стену, только что залез на вершину одной из башен этой части стены вместе с двумя рыцарями. Они должны были поднять флаги Византийской империи и Венецианской республики на вершине этой башни, расположенной дальше всего к северо-востоку, на их участке стены. Рыцари, грек и венецианец, опытные в таких делах, быстро подняли византийский флаг с серебряным двуглавым орлом на голубом фоне и венецианский — малиновый, с золотым львом Святого Марка.

Два огромных флага, вместе развевающиеся на ветру, были видны из любой точки города: из центра Константинополя, с мест защитников на городской стене, с кораблей, плывущих по заливу Золотой Рог, из генуэзской колонии в Галате. Незачем говорить, что и турецкая армия, которая, без сомнения, соберется около обращенной к суше части стены, также увидит эти два флага, вероятно — к своему неудовольствию.

Поднять два флага рядом было идеей императора, и посол Минотто с готовностью согласился. Таким образом венецианская колония в Константинополе официально показывала султану, что будет сражаться на стороне византийцев.

Убертино, поставленный на участок стены близ Пигийских ворот, не мог уснуть всю прошлую ночь. Это было не потому, что его назначили часовым. Напротив, ему было сказано отдохнуть и найти себе уголок у основания башни, у внутренней стены, где он мог бы поспать. Однако несмотря на усталость, он не мог сомкнуть глаз. Близилась первая битва в жизни двадцатилетнего юноши.

Когда солнце поднялось утром 4 апреля, он не мог больше терпеть, встал и тихо вышел. Убертино поднялся на вершину одной из башен внутренней стены. Теперь он находился на высоте около двадцати пять метров над землей. Под ним, насколько хватало глаз, тянулась внешняя стена, а за ней находился деревянный частокол. На башнях внешней стены виднелись караульные, стоявшие там всю ночь.

Тут-то все и началось. Далекий горизонт, еще скрытый утренней дымкой, заколыхался. Нет, и вправду сам горизонт, казалось, стал расти и приближаться.

Когда дымка рассеялась, движущаяся линия стала более ясной, более отчетливой. Подобно волне, тянущейся вдоль горизонта, она медленно приближалась. Никогда в жизни Убертино не видел такой огромной армии.

Позади него собралась толпа людей, которых только что еще здесь не было. Как и он, все, затаив дыхание, лишь смотрели, как волна подползает все ближе и ближе. Это, вне всякого сомнения, были главные силы османской армии, которая, согласно донесениям, выступила из Адрианополя десятью днями ранее.

Тринадцать лет — не слишком юный возраст для того, чтобы служить пажом. И все же это был первый раз, когда Турсуну на службе у его молодого господина выпала возможность принять участие в настоящем сражении. Константинопольская стена, самое мощное, самое неприступное укрепление во всем Средиземноморье, простиралась у него перед глазами, внушая мальчику настоящее благоговение.