Последний бой Лаврентия Берии - [38]

его людей, что те догадаются уйти и завязать за собой концы, на случай, если он все же их выдаст. Нельзя выдавать две постоянные явки и руководителей групп, тут хоть умри. Это нельзя, а за прочее он не уверен… Может, сглупил он, следовало воспользоваться предоставленной возможностью и покончить со всем сразу? Ладно, что не сделано, то не сделано, и думать об этом больше не надо, эти мысли отнимают мужество…

Чтобы отвлечься, он припомнил постановление. А ведь странный документик-то. «Расследование фактов враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности Берия через его окружение» – это понятно. А вот подбор персоналий в это окружение… Ну, Мешик всем украинским деятелям глаза намозолил так, дальше некуда. Прямой, как танк, как сам Берия в молодости. Мог бы у своего наркома взять и что-нибудь другое. У братьев Кобуловых врагов много, это тоже неудивительно. Гоглидзе не его человек, его сбоку приплели, но он слишком много знает, таких живыми не оставляют. А при чем тут Саркисов, начальник охраны, тем более бывший? Или Шария, с которым они уже десять лет не работают вместе? Он был секретарем Берии в тридцать восьмом… кстати, а Гоглидзе в то же время был министром внутренних дел Грузии. Может быть, они и вправду хотят взвалить на него ответственность за репрессии? Со стороны Хрущева это особенно циничный ход – впрочем, вполне в его духе…

Но в целом, похоже, брали первые попавшиеся имена, те, которые были на слуху. Иначе как проворонили Меркулова? Если уж говорить о «людях Берии», то он из них первый. А Строкач тут при чем? Надо же, какая честь для бывшего министра внутренних дел Украины, отстраненного от работы! Что он за персона такая, зачем его записывают в постановление?

Ладно, с анализом не получается, мало данных, попробуем применить интуицию. Что там говорит чутье разведчика? А говорит оно следующее: от всего этого остается ощущение полной неподготовленности происшедшего. Так, словно бы Хрущеву двадцать пятого пришла в голову некая мысль, а двадцать шестого он уже устроил переворот. Экая чушь! Двадцать пятого Берия вернулся из Германии, где пробыл неделю – за эти несколько часов чисто физически не могло произойти ничего такого, что послужило бы причиной переворота. Или… или это немецкие дела? Конечно, его политика по германскому вопросу поперек горла и Западной Европе, и Америке – но достаточно ли этого для переворота? Или он нечаянно прикоснулся к чему-то такому, что трогать не следовало? Если так, то он и сам этого не заметил.

Нет, пока ничего не понять. Слишком мало информации. Надо будет поиграть с Руденко – вдруг господин прокурор еще чего скажет…

30 июня. Кабинет Хрущева. 17 часов

Хрущев только что провел с Серовым и Булганиным небольшое совещание по текущим делам, и теперь они перекусывали в комнате отдыха. Многие из тех, кто работал со Сталиным, восприняли от него эту привычку – обсуждать наиболее важные дела за едой. Никита Сергеевич был в их числе. И теперь он самый трудный и скользкий вопрос отложил как раз на время трапезы.

– Так вот… – сказал Хрущев, отодвигая тарелку. – Руденко провел сегодня первый допрос.

– И как результаты? – поинтересовался Булганин.

– Ясно как – наш грузинский друг в полном отказе, говорить не желает. Роман слегка на него нажал, но без результата. Я вот что думаю: пусть он пока его потреплет, легонько, не всерьез, а мы тем временем сделаем так, как ты, Ваня, предложил. Подсунем ему другого следователя.

– Предложить-то я предложил, – пожал плечами Серов. – Да только Берия все эти приемы лучше меня знает. Его так дешево не купишь.

Хрущев откинулся на спинку кресла, взял стакан с чаем и мечтательно посмотрел на потолок, улыбнулся.

– А ты слыхал, Ваня, что на каждую хитрую гайку найдется болт с винтом? Раз нельзя дешево, значит, купим дорого. Мне тут товарищ Маленков одну мысль подал. Но нужен человек верный, неглупый и в столичные дела не замазанный. Такой, чтобы Берия ему поверил.

– Где ж такого найдешь, – хмуро сказал Серов. – Никому из прокуратуры он не поверит, а из МВД я никому не поверю.

– Военная разведка подойдет? – быстро спросил Хрущев.

Серов поднял глаза к потолку, полминуты подумал и прищелкнул языком.

– А пожалуй, да. С соседями мы не очень-то дружим, они живут сами по себе и в политику традиционно не суются. А что это вы вдруг про них вспомнили?

– Да так, – уклончиво ответил Хрущев. – Есть один верный человечек…

Лялин переулок. Квартира писателя Ситникова

– Так и сказал: «Хоть пополам разорвись, все равно говном останешься?» – переспросил генерал.

– Именно так, – кивнул круглолицый капитан-армеец.

– Не похоже на Николая Петровича, – сказала Маша, разливавшая чай. – Он всегда такой вежливый, никогда ни одного грубого слова…

Сидящие за столом расхохотались в один голос, Николай погладил ее по голове:

– Ну насмешила, рыжая…

Генерал поцеловал ей руку и ласково промолвил:

– Вы, Машенька, знаете Николая Петровича только с одной стороны. Кроме того, в присутствии такой очаровательной женщины мужчина просто обязан забыть все грубые слова. А вот я, например, слышал и кое-что другое. И не хотел бы оказаться на месте тех, кому он подобные слова говорит. Это производит очень сильное впечатление. И как раз, очень на него похоже – макнуть своего врага лицом в ту самую субстанцию, да еще при подчиненных. Они могли подобрать ему двойника внешне, один в один, а вот чтобы совпадал еще и по характеру…