Последний бой - [336]

Султан Худайбергенов, поднявшись со стула, не сразу заговорил. Постоял некоторое время ни на кого не глядя, пощупал пальцами мочку уха и, будто убедившись, что она на месте, приступил наконец к делу. Тоже не торопясь.

— Жалоба есть, — сказал он. — Нет, две жалобы. А если по правде, то три, потому что я тоже собирался пожаловаться. Пашут-пашут трактористы, а денег не получают. То есть получают, но не столько, сколько напахали. Горючее перерасходовали и время перерасходовали, а учетчик ставит плановые гектары. Я спросил бухгалтера, как же так?.. А он отвечает: не могли вы вспахать больше, чем указано в карте. Я ему говорю: больше пахали. А он: сколько вы там напахали, не знаю, но больше, чем есть земли у совхоза, запахать не могли. Пусть, говорит, учетчик укажет, что поле перепахали дважды, тогда заплатим как за повторную пахоту. Легко сказать: дважды, для этого нужен акт, подписанный бригадиром и агрономом. И причины нужно указать. Зазря ведь не перепахивают... На культивации та же история. Правда, тут нам накидывают за дополнительную обработку.

Смолк Султан Худайбергенов и опять принялся щупать мочку уха.

— Ну и что? — спросил Калбай.

— Да ничего, — ответил Худайбергенов. — Жалуются механизаторы. Вот и все...

— Что скажет наш уважаемый бухгалтер? — обратился к сидящему у стола круглолицему и вообще круглому человеку Мамутов.

— А что я скажу? А то и скажу, что мы действительно не можем оплачивать работу, не предусмотренную плановыми показателями. Если в конторе шестнадцать окон, а стекольщик говорит, что застеклил двадцать, то никак нельзя оформить наряд. В плане дома — шестнадцать. План — документ.

— А может, двадцать все же? — бросил реплику Даулетов.

— Не понял вас? — бухгалтер снял очки, тоже кругленькие.

— Я говорю, может, надо поверить стеколыцику, пересчитать еще раз окна?

— Зачем же считать, когда они сосчитаны проектировщиком?

— Жаксылык Даулетович не окна имел в виду, — вмешался Мамутов.

— Если не окна, тогда другое дело, — успокоился бухгалтер и водворил очки на прежнее место.

— Какие же выводы? — Мамутов стал нацеливать Худайбергенова на главное.

Султан все еще стоял, ожидая, видимо, новых вопросов.

— Какие? Пусть платят людям за фактическую выработку. Не в конторе надо считать гектары, а в поле.

— А ты сам не пробовал считать?

— Пробовал.

— И что же?

— У меня получается больше, чем у бухгалтера. И горючее тянет на полторы нормы. Как ни экономишь, все перерасход.

— Давайте, товарищи, разберемся в этом деле! — обратился к жаналыкцам Мамутов.

— А что тут разбираться? — откликнулся главный агроном. — Надо дать указание бухгалтерии рассчитывать механизаторов по фактической выработке... И все!

— Не все! — опустил очки и глянул поверх стекол бухгалтер. — Далеко не все. Выработка должна соответствовать плановой площади, в противном случае любой перерасход в оплате ляжет на бухгалтера. Ему сделают начет. Я не хочу платить из собственного кармана. И никто не захочет...

— Слушай, Султан! — вмешался Сержанов. — Ты хоть постыдился бы. Тебя что — обижали когда? Недобрал весной — доберешь осенью. Бесплатно у нас никто не работал. Всегда изыскивали средства.

Пока нерасторопный на слова Худайбергенов подыскивал ответ, с одного из последних рядов вскочил приземистый широкогрудый человек. Под выпуклым упрямым лбом толстые нахмуренные брови, черная щетина пробивалась по бритой голове, по щекам, подбородку, шее, закрывала лицо почти до самых глаз — видать, все в этом человеке было настырным, жестким и упрямым, даже волосы.

— А не надо нам ничего изыскивать! — крикнул он. — Ишь благодетели нашлись! Изыскивают они, видите ли! Вы сперва дайте мне мое. И не потом, а сейчас, когда заработал.

— А если «твое» меньше окажется? — спросил Завмаг, спросил с этаким почти отеческим ласковым укором.

— Как же, меньше! — взъярился щетинистый человек. — Ты мне, что ли, приплачиваешь? От себя отрываешь?

Зал грохнул. Все знали, что из Завмага легче душу вытрясти, чем копейку. У него как в копилке: туда монетка сама валится, обратно — ни в какую.

— Правильно, очень правильно говорил... — Даулетов сделал паузу, поскольку не знал имени выступавшего человека.

— Мирзабаев, — подсказал парторг, — Орыбек Мирзабаев. Механизатор.

— ...говорил товарищ Мирзабаев. Нельзя людям за правое дело платить левыми деньгами. За труд вознаграждать, как за шабашку, халтурку, как за аферу, за махинацию какую-то, — нельзя. А то, глядишь, они и на работе начнут шабашить и прихалтуривать. Какой же выход? — он повернулся к бухгалтеру.

— Дать нам новый план, чтоб соответствовал выработке механизаторов. Столько-то га закреплено за бригадой, и столько-то рублей положено заплатить за обработку. Мы их выплатим, если, конечно, механизатор эти га обработает, а не будет гонять машину по степи или пахать частные огороды...

— Какая степь? Какие огороды? — насупился Худайбергенов. — Мы за пределы бригадных земель трактора не выводим!

— Верно, однако машина была на ходу и горючее перерасходовано.

— Заколдованный круг, — покачал головой Мамутов. — Надо как-то выйти из него. Какие будут предложения?