Последний барьер - [21]

На заданный мною вопрос Семен ответил спустя четверть часа, когда мы, заслышав шум приближающегося вертолета, были вынуждены остановиться и затаиться. Чистильщики учинили воздушное преследование по нашим горячим следам, поэтому пришлось эти следы, скажем так, немного охладить. Мы спрятались на нижнем этаже полуразрушенного трехэтажного супермаркета и, дабы ввести в заблуждение инфракрасные сканеры противника, прикрепили над собой к потолку два артефакта «Фрича». Ими Динара и Жорик разжились позавчера, когда мы выбирались из кратера Курчатника — района, где располагался Московский тамбур. Оставлять столь ценные находки другим счастливчикам резона не было, и мы прихватили «Фричи» с собой: благо они легкие, места занимают немного, авось да пригодятся…

Вот и пригодились. Растекшись по потолку, эта субстанция создала над нами холодный маскировочный экран. Который вкупе с тремя слоями бетонных плит и заметенными Мерлином следами стал нашей дополнительной защитой от вражеских глаз.

— Ты правильно раскусил тех ребят — они и впрямь из разведки. А конкретно из того ее подразделения, которое в их системе кличут Ведомством, — сказал Пожарский, устраиваясь у окон так, чтобы, отдыхая, заодно посматривать, не движется ли за нами погоня, посланная уже по земле. Судя по не слишком бодрому виду нашего благодетеля, ходьба на протезах по грязи и обломкам давалась ему нелегко. Но он не жаловался. Он вообще ни разу на моей памяти не пенял на тяготы жизни, поскольку продолжал любить ее даже сегодня, когда она перестала отвечать ему взаимностью. — Ведомство — сравнительно небольшая «контора». Оно занимается проведением спецопераций, чей характер выходит за рамки общепринятых понятий о деятельности внешней разведки и контрразведки. Смотрели когда-нибудь фильмы про шпионов? Так вот, о том, чем занимаются агенты Ведомства, в тех фильмах не показывают и не рассказывают. Ну разве что эпизодически и исключительно с негативной точки зрения.

— Почему? — не врубился Жорик, наверняка досадующий в мыслях, что Мерлин не умеет изъясняться более простыми и понятными ему словами. Впрочем, за возможность побеседовать с живым сталкерским богом Дюймовый был готов стерпеть и не такие неудобства.

— Потому что, Георгий, в шпионском мире есть такие профессии, где героев нет и не может быть в принципе, — пояснил Семен. — К примеру, один из отделов Ведомства занимается исключительно проведением карательных акций. Причем речь идет не о тихих убийствах с помощью яда и не об имитации у жертвы естественной смерти. Напротив, имеются в виду как можно более кровавые казни, единственная цель которых — максимальное устрашение врагов. Устрашение и возмездие. Либо красноречивое предостережение на случай, если они еще только планируют какое-либо злодейство. Само собой, что никаких визитных карточек и манифестов каратели Ведомства после себя не оставляют. Но кому нужно, тот сразу понимает, кто и за что покарал того или иного ублюдка-террориста. Или его друзей. Или членов его семьи. Или всех их, вместе взятых. Смотря насколько убедительным станет этот намек. Всякий раз, когда террорист надумает убить наших женщин, стариков и детей, он должен твердо знать: наш ответ будет либо адекватен, либо еще более жесток, что бы там ни твердили политики о неприемлемости такого рода контрмер.

— Так вот на чем, оказывается, специализируется это Ведомство: на организации политических убийств! — понимающе кивнул я. — Ну что ж, дело полезное, кто бы спорил… Одного не пойму: какого черта эти парни забыли в Пятизонье и что конкретно им от меня понадобилось?

— Я ведь сказал, что карательными акциями занимается лишь один из отделов Ведомства, — напомнил Пожарский. — Прочие, включая интересующий нас «Гермес», ведут иную, но тоже неприглядную с точки зрения морали деятельность. Хотя что вообще такое, эта самая мораль? Всего лишь навязчивая попытка одной группы людей заявить другой, думающей и живущей иначе группе, что образ жизни первых гораздо лучше и правильнее, нежели у вторых. Но что поделать, если жизнь этих групп протекает в совершенно разных условиях? Как защитнику природы, живущему в мегаполисе и покупающему продукты в супермаркете, объяснить полудикому эскимосу, что убивать китов — аморально? Как эскимос, в свою очередь, объяснит такому горожанину, что в тундре нет ни денег, ни супермаркетов и что без китового жира и мяса его племя попросту вымрет? Никак. Мы имеем две непримиримые морали, каждая из которых обладает силой лишь там, где ее исповедует большинство. Легко блюсти нравственность, если ты мирный человек, работающий школьным учителем, водителем такси или офисным клерком. Даже отъявленный бандит может, если захочет, стать праведником, завязав с преступлениями и став законопослушным. Но когда ты взялся отвечать ни много ни мало за государственную безопасность, когда тебе приходится всю жизнь работать в условиях перманентной войны без правил, идущей сразу на дюжине фронтов, и думать о том, как постоянно опережать на шаг своих врагов, тогда следовать морали праведников для тебя — непростительное преступление. И не только перед собой, но и перед той страной, которой ты служишь и которую поклялся защищать… Вот скажите, морально ли стравливать два соседних государства, развязывая между ними войну, лишь с той целью, чтобы они не объединили свои силы и не напали разом на твою страну?