Последний атаман Ермака - [46]

В небольшом княжеском «дворце», одноэтажном кирпичном доме, казакам было не поместиться, поэтому на просторный двор вынесли ковры, поставили медные котлы с пловом, отдельно куски жареного на кострах мяса, дичи, хлеб и лепешки. Помня о коварстве врагов, прежде чем начать трапезу, атаман Ермак через толмача приказал князю Елыгаю позвать своих домочадцев. Князь испугался, замахал руками, но атаман успокоил его:

— Скажи князю, Микула, что казаки не сделают им никакой скверны. Однако все знают, что господь добр, да черт проказлив! Единожды казаки уже были употчеваны князем Бегишем…

Узнав, в чем опасение «визиря-атамана», хозяин городка через слугу вызвал перепуганных жену, дочь и трех сынов-подростков, старшему из которых было не более пятнадцати лет. Ближние казаки невольно охнули, когда, поклонившись, старшая из детей дочь подняла голову и глянула большими черными глазами перепуганной серны на сурово ожидающего их атамана Ермака.

— Мать моя родненькая! — воскликнул, не сдержав восхищения Ортюха Болдырев, слывший среди казаков большим знатоком женской красоты. Он даже на колени поднялся с ковра, чтобы лучше разглядеть молодую татарочку. — Сто чертей мне в печенку, ежели совру, что отродясь такой красавицы не видел! А личико какое чистенькое, а стан, что у белой лебедушки, про глазоньки и говорить не берусь! И росточком не слабая, мне бы самый раз в ратные подружки подошла! Атаман, гляди! Ее косой, привязав, струг можно супротив течения Иртыша заместо бечевы тащить!

Коса у татарской княжны, черная, что вороново крыло, действительно была длиной едва не до пят.

— Ортюха, ты будто сваха на сговоре, — засмеялся атаман Ермак, прерывая поток восхищения десятника. — Неужто за свои тридцать лет на Руси краше татарской княжны девку не встретил?

— Наши девки, атаман, иное дело, они за себя и кочергой могут постоять, коль какой охальник меру надумает потерять! А тут, смотри, какая беззащитная робость. Ресницы так и прыгают над глазами, щеки то алые, как зарево небесное, то белые, будто их пуховое облако покрыло! Право слово, братцы, теперь спать по ночам перестану, об этой княжне тосковать буду!

Казаки дружно рассмеялись, а Матвей Мещеряк хлопнул широкой ладонью друга по спине, не сдержался от шутки:

— Пора тебе, Ортюха, не в диком поле казаковать, а с гуслями, как прежде, ходить по ярмаркам да сказки народу сказывать про царей и цариц! Ишь, каково запел, любой свахе на зависть!

Князь Елыгай с беспокойством смотрел то на казаков, то на атамана Ермака, не понимая, о чем говорят развеселившиеся гости. Жена князя, телом грузная, но приятная, без морщин у глаз и рта, напуганная до полуобморока, опасаясь за дочь, ухватила ее за рукав шелковой ярко-зеленой накидки, словно это могло спасти девицу от грубых казацких рук.

— Будет вам, жеребцы застоявшиеся! — строго сказал Ермак и кулаком погрозил Ортюхе, который хотел было сказать еще что-то в адрес татарской княжны. — Видите, они обе готовы о землю брякнуться, напуганные вашим гоготом! — И повелел Микуле: — Скажи князю, чтобы он и его домочадцы пребывали в полном спокойствии. Но памятуя коварную измену Карачи и Бегиша, велю им всем от всех яств взять пробу и при нас съесть! Останутся живы — так топтать им и далее землицу, ан помрут от какой отравы — всему городку будет погибель неминучая!

Узнав, зачем «визирь-атаман» призвал семью, князь Елыгай повеселел, заговорил с женой и детьми, сам и вся семья взяли пустые пиалы и из каждого котла положили себе плов, съели без всякого опасения, потом слуги князя поочередно отрезали от больших кусков мяса и дичи. Когда все было проверено, атаман улыбнулся хозяину, потер плотоядно руки и разрешил казакам приступить к еде. Ели и веселыми шутками перебрасывались, поглядывая на семью князя, которая отошла к каменному дому с непривычной для глаза плоской крышей. У деревянных домов, у просторных войлочных юрт, которых Матвей Мещеряк насчитал не менее трех десятков, толпились жители городка, издали наблюдая за негаданными гостями, боязливо переговариваясь между собой.

«Должно, за скарб свой опасаются, а то и за головы, — подумал Матвей, разламывая руками зажаренную над костром жирную утку. — Не иначе, наслышаны, как Карача с нашими казаками подло обошелся… А дочка у князя и в самом деле, что сказочная писаная красавица, не зря Ортюха петушиный хвост вдруг так распушил! — Матвей внимательно посмотрел на княжну, которая подняла тяжелую косу со спины на правое плечо, стиснула тонкие руки на груди и жалась к материнскому боку. — Случись татарскому набегу на русский городок, да попадись им такая красота, не миновать бы ей быть проданной какому-нибудь князю, а то и в дом самого хана». — Матвей вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, повернул голову и встретился глазами с Марфой. Девица, опустив руки с куском мяса, внимательно смотрела на него, но тут же отвела взор и тихо заговорила с родителем Наумом.

Матвей неожиданно ощутил в груди легкое волнение, теплая волна нежности прошла по телу, ударила в голову. «Что это, а? — удивился он, поджал губы и еще раз посмотрел на Марфу. — Неужто сердце само по себе аукнуло, потянулось к женской ласке? Полно тебе, Матюшка, ты едва ли не вдвое старше ее, ей мой казак Федотка Цыбуля или его дружок кучерявый Митяй по годам пара. Птице крылья, человеку разум от господа даден! А славная из нее хозяйка в доме была бы! Ликом пригожа, к работе сноровистая».