Последний атаман Ермака - [12]

Ранним туманным утром от кручи под Кашлыком, остерегаясь натолкнуться на крупные льдины, отошел струг под веслами. Посланец князей Карачи и Бегиша, мурза Таймас, взял с собой двадцать человек, чтобы было кому сидеть на веслах, хотя практически весь путь по Иртышу и Оби до устья Собьи идти им по течению, перейти Камень и рекой Усой выйти к Печоре.

Удалив из Кашлыка княжича Бекбулата и его свиту с просьбой ждать решения казачьего круга в поле, благо день выдался тихим и солнечным, воинство Ермака собралось у минарета на небольшой площади перед ханским дворцом решать — давать ли помощь князю Караче или отказать. Долго казаки спорили, высказывая правдивые упреки татарским князьям в том, что так супротивничали им и у ханской столицы, и на озере Абалаке, и в Пелымском крае, но к единому мнению так и не пришли.

— Говори ты, атаман Ермак! Ты над нами по выбору старший атаман, твое слово и будет последним. Каковы твои резоны? — уловив миг, когда спорщики притомились кричать, громко высказался старец Еремей, его поддержали другие голоса:

— Верна-а молвил старец!

— Скажи свое суждение, атаман, а мы покумекаем!

— Все едино не всякий думает, как его сосед, отчего чужая баба рыжего парнишку принесла!

Казачий предводитель поднял правую руку, и круг быстро утих, ожидая, что он скажет.

— Тяжкое лихо роковым образом пало на наше товарищество минувшей зимой, браты-казаки! Не стрела татарская, не сабля ногайская скосила наших товарищей и присланных нам в подмогу стрельцов. Лютая голодная смерть уложила в сырую землю Карачинова острова, осталось нас всего ничего, и полных двух сотен не насчитать вместе со стрельцами головы Ивана Глухова. Сам бог велит нам в таком разе беречь каждого казака и стрельца, не ввязываться в сражения с Кучумом. И коль скоро клянутся князья Карача и Бегиш выйти из-под воли кучумовой и преклониться со своими людьми под руку царя московского, то грех нам не помочь им хотя бы малой ратной силой, а остальные в Кашлыке останутся ясак собирать государев да готовить приличный запас снеди разной, потому как уверен, к осени непременно прибудут к нам новые и более крепкие ратные силы. Но кто знает, не отправила бы Боярская Дума сызнова стрельцов, в одних кафтанах да портках, с тремя сухарями в котомках, не упредив, каково здесь с пропитанием среди чуждых пока что народцев!

Среди казаков прошел глухой рокот — кто остался жив, вспомнили как зимой, спасая стрельцов от голода, делились последним сухарем, последней сушеной рыбиной, в лютый мороз уходили в лес стрелять зверя или ловить подо льдом рыбу и, обессиленные, замерзали в зарослях или на льду Тобола, а пурга заносила их тела холодными снежными сугробами…

— Я думаю, браты-казаки, — сказал в конце своего выступления Ермак, стараясь заглянуть в глаза каждому, кто стоял перед ним в эту сложную минуту, — что князья Карача и Бегиш с нашей помощью сумеют удержать хана Кучума в верховьях Иртыша, а мы тем часом, как говорится, дух переведем после зимовки и с силами соберемся. Так любо ли вам, браты-казаки, с согласия всего товарищества послать подмогу князьям Караче и Бегишу супротив Кучума?

Круг выслушал атамана и дружно произнес свое решение:

— Любо, атаман!

— Слать подмогу Караче, пусть супротивничает Кучуму!

— Мы в его улусе стоим, будет верно служить — вернет себе земли из-под бухарского чужака!

Атаман Ермак поднял правую руку с серебром отделанной булавой, голоса постепенно затихли. Всматриваясь в исхудавшие за зиму лица казаков и стрельцов, которых также пригласили на войсковой круг, он с болью в душе — и в который раз! — мысленно послал проклятие тем, кто так необдуманно отправил воеводу князя Болховского в неведомые края без должного напутствия беречь в дороге провиант и воинское снаряжение, потому как такого здесь добыть скоро не удастся.

«Будь у меня теперь под рукой пять сотен казаков да три сотни стрельцов — бегал бы от нас хан Кучумка по сибирским просторам шустрее серого зайца, который спасает свою шкуру от матерого волка!» — с горечью подумал атаман Ермак и подытожил общее решение:

— По слову всего товарищества пошлем князю Караче подмогу. Дело это не простое, браты-казаки, и походным атаманом надобно отправить человека бывалого, который знал бы и ратное дело и сноровку в переговорах, случись вести таковые с Кучумом или с какими другими князь ями: может ведь и такое статься, что вслед Караче и Бегишу еще кто из них поимеет храбрость вывернуться из-под кучумовского сапога! Так кого пошлем, казаки?

После короткого затишья — всяк прикидывал про себя имя будущего походного атамана, с которым, быть может и ему придется пойти в опасный путь — круг, заглушая другие имена, дружно прокричал того, кого и сам Ермак мыслил послать к Караче:

— Атамана Ивана Кольцо!

— Разумен драться со степняками!

— Ногайцев громил на Волге лихо, и по сию пору спины чешут!

— Истинно! Ивана слать с казаками!

Атаман Иван Кольцо, старший над «воровскими» казаками, как объявили их московские бояре, еще недавно успешно наказывал ногайских налетчиков на российские окраины. Особой остроты война с ногайской ордой достигла весной 1581 года, когда пятнадцатитысячное войско хана Уруса вторглось в российские пределы. По указу царя Ивана Грозного 5 мая Боярская дума приняла решение срочно отправить посланца на Волгу, чтобы волжские казаки предприняли активные действия против ногайских отрядов, особенно против тех, кто возвращался с Руси, имея пленных и награбленное добро. Казаки Ивана Кольцо дважды громили ногайцев — в августе у реки Самары на переправе, а затем и тех, кто возвращался из-под Темникова. Через малое время казаки общими силами разгромили и сожгли столицу хана Уруса Сарайчик. Эти поражения от казаков заставили ногайских князей и мурз отказаться от активных военных действий на южных рубежах России и просить московского царя «унять» казаков… Прошло несколько лет, и вот теперь, уже в Сибири, бывшим «воровским» казакам предстояло опять сойтись с татарским войском хана Кучума, где изрядное число воинов было из ногайских улусов.