Последний альбом - [54]

Взяв четыре пачки иголок, упакованные в коробочки от струн, он направился в сторону холла.

Подойдя к двери, Саша остановился, вытащил одну трубку с двумя пачками игл и поставил рюкзак возле кучи мусора, в тени от настежь распахнутой двери, чтобы не привлекать к нему лишнего внимания. Немного помедлив, он сделал глубокий вдох и вошел в холл.

В холле все осталось практически по­прежнему. Лежали в тех же позах, в которых Саша их оставил, парни, Кирилл с музыкантами и Милана, продолжал причитать возле мертвого друга Раджаб. Саныч и Симыч вяло копошились возле девчонок и панков. Один из панков зачем­то отполз к противоположной стене, оставив за собой длинный кровавый след, и там, кажется, нашел свое последнее пристанище. Продолжал стонать, уже гораздо тише, раненный в живот металист Гриша. Стас уже умолк, уронив лохматую голову на грудь, залитую кровью.

Леня сидел на стуле, закрыв глаза. Он был бледен, видно было, что потерял много крови. Саша подошел и вложил ему в руку плевательную трубку и две пачки с иглами.

Леня разлепил глаза и мутным взглядом посмотрел на него, будто бы видя впервые.

— Майки... — прохрипел он. — Майки взял?

— Черт, совсем забыл, — бесцветным, отрешенным голосом сказал Саша, не отрывая глаз от алых капель крови, тяжело капающих со стола, на углу которого, неестественно изогнувшись и раскинув руки, лежал Степан — металист, помогавший рожать Милане. «Вот бы кто сейчас не помешал», — цинично промелькнуло в голове. Под столом уже набежала небольшая багровая лужица.

— Ладно... Ну что, пойдем? — Леня перевел глаза на Раджаба, его взгляд прояснился, и в нем появилось какое­то новое, не виданное Сашей доселе выражение. — Покончим с этим. Надо было сразу это сделать, а не только забирать этот чертов автомат, — твердо закончил он.

Раджаб перестал бормотать и медленно встал. Он сжимал в руке длинный бледно­ желтый нож, сделанный из Пашиного райда — трубка сейчас была только одна, и она досталась Лене.

Старички­рокеры продолжали возиться возле одной из девчонок, пытаясь остановить кровотечение из раны на бедре. Не надо было быть медиком, чтобы понять тщетность их намерений — кровь хлестала вовсю, девчонка была без сознания, и прийти в него ей, кажется, было уже не суждено.

Один из рокеров, Симыч, поднял голову и посмотрел на Раджаба, потом на Леню. В глазах старичка застыл ужас. Саныч механически пытался примотать к ноге девчонки Юли кусок какой­то ткани, но он явно слышал, о чем речь, поскольку вздрогнул и напрягся.

— Ребята, ну, может, не стоит, а? И так ведь — какая беда, что же нам делать теперь? Что же делать? — Симыч чуть ли не плакал, губы у него тряслись, пряди седых волос, намокшие от пота, липли ко лбу, прорезанному глубокими морщинами. — Как же мы теперь, без Кирюшки, без Степы, что же делать­то?

Было видно, что он вот­вот впадет в истерику. Это было бы совсем некстати, проблем и так предостаточно, только у всех они разные — у Саши одни, у Лени — другие, у Силовика — третьи.

Никаких проблем уже не было только у тех, кто молча лежал на залитом кровью полу.

Приводить в чувство старика, если он потеряет контроль над собой, не входило ни в Сашины планы, ни, судя по всему, в планы Раджаба и Лени.

— Успокойся, Симыч, — каким­то глухим голосом проговорил Леня. — Мы сами разберемся.

— Ну вы хоть это, иголки­то возьмите не те, что насмерть, ну как их... вторые которые, а? — голос Симыча продолжал дрожать, но неожиданностей от него, кажется, ждать не приходилось.

— Разберемся, — словно пропустив его слова мимо ушей, еще раз повторил Леня и, поморщившись, поднялся со стула. Подошел и молча встал рядом Раджаб.

Металист Гриша, последний раз всхлипнув, замолк, и это будто послужило сигналом. Они молча направились к выходу и свернули налево — в сторону жилых комнат.

Саша остался стоять посередине холла.

— Он, кажется, в вашей комнате, — сказал он негромко Симычу и Санычу.

— Так чего ты им не сказал? — спросил Симыч.

— Разберутся сами, — сказал Саша, вспомнил недоброе выражение лица Лени и содрогнулся. — Ладно, я пойду, — Саша перехватил люльку. Андрюшка что­то негромко пискнул во сне.

Повернувшись, он вышел за дверь, нагнулся и поднял рюкзак. После чего тихо прошел мимо открытых дверей, направляясь в сторону цеха.

— А ты куда, Сань? — слабо крикнул ему вдогонку Симыч. Голос, отражаясь от бетонных стен, обрел какой­то механический, безжизненный оттенок, словно говорил робот.

Саша оставил вопрос без ответа. Он уверенно шел в глубь подземелья, в голове у него было пусто, в висках пульсировала кровь. Он знал только одно — им с Андреем надо уходить отсюда.

Сзади раздались какие­то вопли и снова выстрелы, теперь уже приглушенные остатками звукоизоляции репетиционных комнат, потом еще крики, некоторые затихающие, а некоторые в полный голос, срывающиеся от боли и страдания, прерывающиеся только для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и продолжить, пока есть силы... Голосов уже было не узнать.

Саша старался не слушать. Он побежал вперед, одной рукой прижимая к себе люльку, в которой сидел проснувшийся и молча таращившийся по сторонам Андрюшка, а второй придерживая на плече Пашин рюкзак. Из него торчала вторая плевательная трубка, а на дне болтались его любимые книги — «Религии и верования народов мира», «Большая философская энциклопедия» — «азбука» его университетской учебы — и «Таинственный остров» Жюля Верна. Там же рядом лежали две коробочки от струн с наборами ядовитых и парализующих игл и два диска — «Последний альбом» и болванка с видео, отснятым в цеху. А еще Ванин дневник.